Голос Незримого. Том 2. Любовь Столица

Чтение книги онлайн.

      Вот и начали метать жеребья.

      Выпал жребий на Алешку Воробья —

      Изо всех из них, ушкуйников, молодшего,

      Золотым пушком у губ едва обросшего…

      И причаливали к дивной горе,

      Отливной, как бы застылой в янтаре,

      И спускали на прибрежье с борта сходенки.

      Воробей, как парень вспыльчивый, молоденький,

      Подзадариваем из низу смешком,

      Шел по скользкой крутизне ползком, движком,

      А потом бежал, как векша мягкопятая,

      А потом летел, как горлица крылатая,

      У вершины же руками вдруг всплеснул

      И сокрылся, словно в небе потонул.

      Ждали час его и два – не ворочается…

      В синей зыби струг малеванный качается…

      Заворчали, заскучали удальцы,

      А Иван кричит: «Эх, горе-молодцы!

      Вы сполняйте-ка, что будет мною сказано;

      Пусть-ка, за ногу веревкою привязанный,

      По Алешкиным следам идет второй! —

      Чай, очутится, коль дернем, под горой».

      Снова жребий меж повольниками кинулся,

      И на этот раз он Фомкой Темным вынулся,

      Изо всех то был ушкуйников старшой —

      С бородой до глаз, чернючей, большой.

      Обвязали Фомку за ногу веревкою —

      И поднялся вверх он поступью неловкою,

      У вершины же, взмахнув руками тож,

      Порывался скрыться в просини… Его ж

      Вмиг товарищи с высей да книзу сдернули,

      Да неладно ли, уж оченно проворно ли, —

      Только смотрят, перегнувшись через борт:

      Фомка тих лежит, недвижим… Фомка мертв!

      Тусклый взор в лазорь уставил сокровенную

      И улыбку в бороде укрыл блаженную.

      Час и два прошло. Уж розовеет рябь,

      Чуть колышется в ней красный корабь…

      Приумолкли, принахмурились повольники,

      А Иван смеется: «Горе-богомольники!

      Будь порукой мне вон тот Деисус,

      Коли я пойду, живехонек вернусь.

      Все-то клады во скиту ведьмовском вызнаю, —

      В злате-серебре прокатимся отчизною».

      И поднялся, не обвязан бечевой,

      Легкий, ловкий, с алой в солнце головой,

      Ни раза не пав на круче оянтаренной,

      У вершины же качнулся, как ударенный,

      И руками заплескал, как первых два, —

      И сокрыла его так же синева…