подстегиваемые природой, не могут сдерживать себя. Значит, таковы и люди? Разумеется, но только те, у которых ума и рассудка не больше, чем у животных, так что они не в состоянии различать бесстыдство и порок и избегать их, они не склонны ценить те людские добродетели, которые настолько нам свойственны, что из всех животных на Земле природа наделила ими только нас. Разве возможно было поставить человека над прочими животными, тупыми и дикими, и даже отделить его от них, если бы он не отличался от них превосходством души, светом разума, который позволяет ему понимать и различать достойные и недостойные вещи, избирать с помощью доводов рассудка похвальные и избегать порицания? Равным образом, руководствуясь благоразумием, он склонен любить добродетель, питать отвращение к пороку, воспитывать в себе тягу к обретению с помощью достойных поступков известности и одобрения, а также сдерживать и обуздывать все свои низкие влечения умом, недостаток которого делает глупым. Если ты лишишь человека возможности пользоваться разумом, в нем не останется ничего, что отличало бы его от прочих животных, диких и бессмысленных, которые без настоящего рассуждения, только вследствие природного побуждения к размножению, хотя и оно не чуждо смысла, подчиняются своим влечениям. Однако человек, вовлекающий себя в вожделение не просто ради удовлетворения природной потребности, но стремящийся к пресыщению и доходящий до отвращения, вновь и вновь возбуждает себя и без конца разжигает в себе это противоестественное – ибо вызванное добровольно, – поверхностное и скотское влечение, воспламеняя себя тысячью поощрений, шутками, смехом, пением, танцем и легкомыслием, – не кажется ли тебе, что он заслуживает в этом резкого порицания и осуждения наравне с самыми презренными и ничтожными скотами? Есть ли кто настолько глупый и безрассудный, что не признает истинным позором и преступлением нарушать дружбу, извращать родство и пренебрегать всеми правилами? Трудно найти такого развратника, который не отступил бы от своих самых пылких постыдных и предосудительных влечений и желаний и не променял бы похоть на пристойность, предпочтя любви дружбу. Наша человеческая природа была бы слишком жалкой и слабоумной, если бы мы были вынуждены всегда преследовать наши любовные желания. Наша участь была бы слишком плачевной, если бы под действием любви мы были бы вынуждены отвратить свои главные помыслы от благопристойности и забыть о благочестивых узах родства и дружбы.
Разве твой столь влюбленный Помпей не оказывал всегда предпочтение дружбе? Вспомни, что он допустил Геминия познать прекрасную Флору, великолепно представленную в храме Кастора и Поллукса как образец божественной красоты, хотя сам пылал страстью к ней[33]. Таким образом он гораздо сильнее хотел удовлетворить желание своего друга, чем утолить свою собственную пылкую любовь. Таков, Баттиста, долг, такова краса и доблесть дружбы, которые у благоразумных людей всегда перевешивают любое неистовство
СКАЧАТЬ
