Собрание сочинений. Том 2. Евгений Евтушенко

Чтение книги онлайн.

      Туманны Патриаршие пруды.

      Мир их теней загадочен и ломок,

      и голубые отраженья лодок

      видны на темной зелени воды.

      Белеют лица в сквере по углам.

      Сопя, ползет машина поливная,

      смывая пыль с асфальта и давая

      возможность отражения огням.

      Скользит велосипед мой в полумгле.

      Уж скоро два, а мне еще не спится,

      и прилипают листья к мокрым спицам,

      и холодеют руки на руле.

      Вот этот дом, который так знаком!

      Мне смотрят в душу пристально и долго

      на белом полукружье номер дома

      и лампочка под синим козырьком.

      Я спрыгиваю тихо у ворот.

      Здесь женщина живет – теперь уж с мужем

      и дочкою, но что-то ее мучит

      и что-то спать ей ночью не дает.

      И видится ей то же, что и мне:

      вечерний лес, больших теней смещенье,

      и ландышей неверное свеченье,

      взошедших из расщелины на пне,

      и дальнее страдание гармошек,

      и смех, и платье в беленький горошек,

      вновь смех и все другое, из чего

      у нас не получилось ничего…

      Она ко мне приходит иногда:

      «Я мимо шла. Я только на минуту», —

      но мне в глаза не смотрит почему-то

      от странного какого-то стыда.

      И исчезают вновь ее следы…

      Вот эта повесть, ясная не очень.

      Она туманна, как осенней ночью

      туманны Патриаршие пруды.

      Сквер величаво листья осыпал.

      Светало. Было холодно и трезво.

      У двери с черной вывескою треста,

      нахохлившись, на стуле сторож спал.

      Шла, распушивши белые усы,

      пузатая машина поливная.

      Я вышел, смутно мир воспринимая,

      и, воротник устало поднимая,

      рукою вспомнил, что забыл часы.

      Я был расслаблен, зол и одинок.

      Пришлось вернуться все-таки. Я помню,

      как женщина в халатике японском

      открыла дверь на первый мой звонок.

      Чуть удивилась, но не растерялась:

      «А, ты вернулся?» В ней во всей была

      насмешливая умная усталость,

      которая не грела и не жгла.

      «Решил остаться? Измененье правил?

      Начало новой светлой полосы?»

      «Я на минуту. Я часы оставил».

      «Ах да, часы, конечно же, часы…»

      На стуле у тахты коробка грима,

      тетрадка с новой ролью, томик Грина,

      румяный целлулоидный голыш.

      «Вот и часы. Дай я сама надену…»

      И голосом, скрывающим надежду,

      а вместе с тем и боль: «Ты позвонишь?»

      …Я шел устало дремлющей Неглинной.

      Все было сонно: дворников зевки,

      арбузы в деревянной клетке длинной,

      на шкафчиках чистильщиков – замки.

      Все выглядело странно и туманно —

      и сквер с оградой низкою, витой,

      и тряпками обмотанные краны

      тележек с газированной водой.

      Свободные СКАЧАТЬ