Минус-корабль. Алексей Парщиков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ругие первозданные звери из библейской Книги Иова. Прекрасный и яростный мир творения, череда величественных и причудливых тварей, от козы и коня до Левиафана… В этом, собственно, и состоит заповедь Книги Иова: вернуться от проклятого древа познания добра и зла к цельному древу жизни.

      Парщиков был именно поэтом древа жизни, его влекла не столько психология и этика, сколько космософия, распахнутое от микробов до галактик мироздание, которое не центрируется на «человеческом, слишком человеческом». Своему «Выбранному» он предпослал высказывание Леонардо да Винчи вполне в духе Книги Иова: «Опиши язык дятла и челюсть крокодила». Парщиков несколько лет учился в сельскохозяйственной академии, и это не было просто отбыванием образовательной повинности: мне кажется, он пришел в неё, как ходят в зоопарк и в ботанический сад, с ребяческим желанием побыть как можно дольше среди зверей и растений, подивиться их внешности и повадкам. Земля, море, звери, вещи, орудия – творения Бога и человека – в центре его образной системы, которая не сосредоточена на лирическом «я», но тяготеет к эпосу миротворения:

      Если ты носишь начало времён в ушах,

      помнишь приручение зверей,

      как вошли они в воды потопа, а вышли:

      овца принесла азбуку в бурдюке

      от Агнца до Ягнёнка;

      лошадь, словно во льду обожжённая,

      стройней человека,

      апостол движения <… >

      а собака?

      а верблюд?

      а курица? —

      все святые!

(«Новогодние строчки»)

      Поэзия Парщикова, да и метареализма вообще, кажется трудной для восприятия, но в этом виновата не столько её сложность, сколько примитивность нашего мышления, разделяющего вещи квадратно-гнездовым способом по их практическим функциям. Вот как начинается стихотворение «Борцы»:

      Сходясь, исчезают друг перед другом

      терпеливо —

      через медведя и рыбу – к ракообразным,

      облепившим душу свою.

      Читатель в недоумении: борцы, арена, спорт, чемпионат – ассоциативная цепочка уже готова; а причём тут ракообразные? Но в том-то и дело поэзии – расковать эти металлически жёсткие цепи готовых ассоциаций, освободить ум и зрение. Чтобы мы увидели просто и ясно, как борцы становятся медвежисто разлапистыми, сплющиваются, как рыбы, и дальше, сцепляясь, топорщась локтями и коленами, превращаются в раков, медленно переползающих взад и вперёд. Перед нами – картина взаимопревращения всего живого. Напомню, что метареализм – это поэзия многих реальностей, переходящих друг в друга. Прообраз и источник поэзии Парщикова и вообще метареализма – завершающая часть Книги Иова, где Творец мироздания выступает и как его первопоэт.

      Парщиков не любил драматизировать мир, видеть в нём антагонизм, борьбу, трагедию и катарсис. Его видение было примирительно-эпическим: конечно, не таким цельно-всеобъемлющим, как у Гомера, но подчёркнуто и честно фрагментарным. Парщикова влёк не столько большой космос, сколько множество микрокосмов, свёрнутых в себя и вместе с тем открытых метаморфозам: лягушки, пауки, удоды, лиман, антрацит, залив, бухта Цэ… Парщиков был космическим поэтом микрокосмов. Например, чёрного сома:

      Нам кажется: в воде он вырыт, как траншея.

      Всплывая, над собой он выпятит волну.

      Сознание и плоть сжимаются теснее.

      Он весь как чёрный ход из спальни на Луну.

      А руку окунёшь – в подводных переулках

      с тобой заговорят, гадая по руке.

      Царь-рыба на песке барахтается гулко

      и стынет, словно ключ в густеющем замке.

(«Сом»)

      Стихотворение у Парщикова строится как последовательность разных взглядов на вещь, способов её восприятия и запечатления, которые в совокупности суть проявления её собственной сущности. Так, «сом» – это совокупность всех его восприятий: зрительных и осязательных, в воде и на суше, наяву и во сне. Принцип такого мировидения, которое изнутри себя есть мироздание: «я стал средой обитания зрения всей планеты».

      Для Парщикова не было разницы между культурой и природой. Точнее, разница была, но подчёркнутая лишь настолько, чтобы тем сильнее её перечеркнуть. Его темой была именно природность (животность, первозданность) культуры и культурность (техничность, инженерность) природы.

      Ёж прошел через сито – так разобщена

      его множественная спина.

(«Ёж»)

      В саду оказались удоды,

      как в лампе торчат электроды…

(«Удоды и актрисы»)

      Душно в этих стенах – на коснеющем блюде

      впотьмах

      виноградная гроздь в серебре, словно аквалангист

      в пузырях.

(«Бегство 1»)

      Парщиков СКАЧАТЬ