Толсты́е: безвестные и знаменитые. Владимир Алексеевич Колганов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ с долгами в Москве». В том же письме Толстой пишет о планах сдать экзамен и поступить на службу, но в это слабо верится. А вот что он написал в дневнике через два года, 8 декабря 1850 года:

      «Пустившись в жизнь разгульную, я заметил, что люди, стоявшие ниже меня всем, в этой сфере были гораздо выше меня; мне стало больно, и я убедился, что это не моё назначение. Может быть, содействовали этому тоже два толчка. Первое – проигрыш Огарёву, который приводил мои дела в совершенное расстройство, так что даже, казалось, не было надежды поправить их; и после этого пожар, который заставил невольно меня действовать. <…> Одно мне кажется, что я стал уже слишком холоден. Только изредка, в особенности когда я ложусь спать, находят на меня минуты, где чувство просится наружу; то же в минуты пьянства; но я дал себе слово не напиваться».

      Тут уже целых два толчка – карточный проигрыш и пожар в Ясной поляне, случившийся ещё в октябре. Пора бы уже взяться за ум, сделав правильные выводы, однако Толстой остаётся в плену прежних увлечений. В итоге он оказался на грани разорения, поэтому через месяц в дневнике появляется следующая запись, сделанная в Москве – видимо, жизнь в Петербурге ему уже не по карману:

      «Чтобы поправить свои дела, из трёх представившихся мне средств я почти все упустил, именно: 1) Попасть в круг игроков и, при деньгах, играть. 2) Попасть в высокий свет и, при известных условиях, жениться. 3) Найти место выгодное для службы. Теперь представляется ещё четвёртое средство, именно – занять денег у Киреевского».

      Скорее всего, здесь речь идёт о Николае Васильевиче Киреевском, дальнем родственнике Толстых. Отставной кавалергард, владелец значительного состояния жил в своём имении Шаблыкино, в окружении многочисленных гостей предаваясь праздности и любимому занятию – охоте. В 1859 и в 1865 году Толстой, тоже страстный любитель охоты, бывал в Шаблыкино, что располагается близ города Карачева Орловской губернии, а сам Киреевский в 1850 году наверняка наезжал в Москву – не всё же прозябать в глуши. Здесь они и познакомились – за карточным столом или во время дружеской пирушки.

      Вероятно, денег удалось добыть, а в остальном всё весьма прискорбно – по-прежнему Толстой не в силах следовать составленным им правилам, и только кается, и кается:

      «У Горчакова солгал, ложь. В Новотроицком трактире (мало fierté) [«мало гордости» – видимо, опять напился], дома не занимался английским языком (недостаток твёрдости). У Волконск[ого]. был неестествен и рассеян, и засиделся до часу (рассеянность, желание выказать и слабость характера). <.>.. Встал поздно от лени. <…> До Колымажного двора не дошёл пешком, нежничество, ездил с желанием выказаться, для того же заезжал к Озерову. Не воротился на Колымажный, необдуманность».

      Хочется написать: вот если бы не было этого самокопания, этих попыток держать себя в узде, возможно, Толстой погиб бы где-то на дуэли или спился, или потерялся в недрах какой-то канцелярии – и тогда не появился бы в России замечательный СКАЧАТЬ