Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин страница 66

СКАЧАТЬ В тот же год. Вместе с Киевом. В восемьдесят восьмом.

      – Да нет, я точно помню. Крестили и тут же собор заложили, тот самый, «о тридцати верхах».

      Отец снова покачал головой:

      – Нет, Витюш. С какой стати Новгороду креститься позже? Он же тоже был в ведении Владимира. Они приняли крещение в этот же год от Иоакима Корсунянина. Потом он стал первым новгородским епископом. После смерти канонизирован святым. И прислан был из Киева, сразу после крещения. И между прочим, в Киеве основал первое на Руси духовное училище.

      – Но я точно помню, что собор был заложен уже в восемьдесят девятом, – перебил его Виктор Терентич.

      – Правильно, – отец отёр усы лежащим у него на коленях рушником, – ты имеешь в виду собор Софии. Заложен он был в восемьдесят девятом, а крещение произошло на год раньше.

      – Точно? – вопросительно посмотрел Пастухов.

      – Точно, – кивнул отец и, сняв крышку с суповницы, стал уполовником помешивать янтарную лапшу.

      – Мне помнится, что собор был деревянный.

      – Совершенно верно. Собор деревянный, а церковь Иоакима и Анны – каменная. Первая каменная церковь в Новгороде…

      Отец поправил пенсне, ловко наполнил все три тарелки и, помешав у себя ложкой, зачерпнул, подул, попробовал и проговорил:

      – Изумительно…

      Виктор Терентич, рот которого был уже переполнен, согласился энергичным кивком.

      Антон глотал горячую жирную лапшу, стараясь не слишком явно показывать свой голод, проснувшийся в нём после выпитой рюмки. Лапша действительно была изумительной: в прозрачном, как слеза, бульоне среди россыпи блёсток плавали нежные полоски теста, а на дне тарелки меж треугольничков моркови виднелись коричневатые кусочки печени и сердца.

      Отец наполнил рюмки, сощурясь, посмотрел на яблоневые ветви:

      – Вот что, друзья. Давайте-ка выпьем за русскую природу. За этот животворный колодец.

      – Верно, – Виктор Терентич поднял рюмку, – чтобы живая водица в нём не иссякла.

      И тут же рюмки сошлись со все тем же коротким звоном, быстро тающим в нагретом воздухе…

      А вечером под той же яблоней, на той же скатерти шипел, курясь дымком, пузатый самовар с краником в виде петушиной головы и со впаянными в медный бок серебряными рублями.

      Виктор Терентич, одетый в полосатую махровую пижаму, накладывал себе в розетку тягучее земляничное варенье, Антон прихлёбывал душистый, сдобренный мятой чай, а отец говорил. Говорил, покусывая костяной мундштук, устало облокотившись на стол и глядя на залитый вечерней зарёй бор:

      – Нет в мире ничего подобного русской иконе. По самобытности, по духовной просветлённости, по выразительности. И как далеко она стоит от византийской! Хоть русских иконописцев все время обвиняют в ученическом подражании византийцам. Это неверно. Русские люди абсолютно по-другому подходят к пониманию ипостаси Божьей. В русском образе отсутствует византийская СКАЧАТЬ