Русские писатели ХХ века от Бунина до Шукшина: учебное пособие. М. М. Глушкова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ серое в рыжей воде и оно становится красноватым – «бордо». Просто, а – непонятно.

      Мне захотелось самому окрасить что-нибудь, и я рассказал об этом Саше Яковову, серьезному мальчику.

      Узнав, что я желаю заняться ремеслом красильщика, он посоветовал мне взять из шкапа белую праздничную скатерть и окрасить ее в синий цвет.

      – Белое всего легче красится, уж я знаю! – сказал он очень серьезно.

      Я вытащил тяжелую скатерть, выбежал с нею на двор, но когда опустил ее край в чан с «кубовой», на меня налетел откуда-то Цыганок, вырвал скатерть, и, отжимая ее широкими лапами, крикнул брату, следившему из сеней за моею работой:

      – Зови бабушку скорее!

      И, зловеще качая черной, лохматой головою, сказал мне:

      – Ну, и попадет же тебе за это!

      …В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на широкой скамейке сидел сердитый, непохожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерил их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала:

      – Pa-ад… мучитель…

      Саша Яковов, сидя на стуле среди кухни, тер кулаками глаза и не своим голосом, точно старенький нищий, тянул:

      – Простите Христа ради…

      Как деревянные, стояли за стулом дети дяди Михаила, брат и сестра, плечом к плечу.

      – Высеку – прощу, – сказал дедушка, пропуская длинный влажный прут сквозь кулак. – Ну-ка, снимай штаны-то!..

      Невысоко махнув рукой, он хлопнул кнутом по голому телу. Саша взвизгнул.

      – Врешь, – сказал дед, – это не больно! А вот этак больней! И ударил так, что на теле сразу загорелась, вспухнула красная полоса, а брат протяжно завыл.

      – Не сладко? – спрашивал дед, равномерно поднимая и опуская руку. – Не любишь? – Это за наперсток!

      Когда он взмахивал рукой, в груди у меня все поднималось вместе с нею; падала рука – и я весь точно падал.

      Саша визжал страшно, тонко, противно:

      – Не буду-у… Ведь я же сказал про скатерть… Ведь я же сказал…

      Спокойно, точно псалтирь читая, дед говорил:

      – Донос – не оправданье! Доносчику первый кнут. Вот тебе за скатерть! Бабушка кинулась ко мне и схватила меня на руки:

      – Лексея не дам! Не дам, изверг!

      Она стала бить ногою в дверь, призывая:

      – Варя, Варвара!..

      Дед бросился к ней, сшиб ее с ног, выхватил меня и понес к лавке. Я бился в руках у него, дергал рыжую бороду, укусил ему палец. Он орал, тискал меня и, наконец, бросил на лавку, разбив мне лицо. Помню дикий его крик:

      – Привязывай! Убью!..

      Помню белое лицо матери и ее огромные глаза. Она бегала вдоль лавки и хрипела:

      – Папаша, не надо!.. Отдайте!..

      Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкой жаркой постели СКАЧАТЬ