Их жизнь, их смерть. Давид Айзман

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ же? Этот вот, он – вот!.. А тот – вон он!.. Разве не видать?.. Вот этот вот – шомонский…

      Жюль тыкал коротким, толстым и кривым, как поздние огурцы, пальцем то в один стакан, то в другой.

      – А этот вот – лангрский. Разница?.. Ага! Потому, этот, видишь, какой он? Ты гляди! Он совсем не такой. Тот – другой, а этот – опять другой… Ты смотри, не правда ли, он – вот он! Вот, ты видал? Стало быть, он – такой, а тот уж совсем не то… Шомонский то твой. Этот – он вот, вот же он! А тот… А что? А!

      – Да-а, – равнодушно протянул Жако: – этот не так, чтобы… шомонский…

      – Ну, так и не спорь. Ты со мной не спорь…

      Победа была полная. Отрицать ее не было возможности. Могильщик сдавался. Обида в сердце Жюля сразу погасла, и он вернулся к столу.

      – Меня не обманешь, – горделиво подмигивая, заявил он: – не такой я человек! Я никого не боюсь. Потому я знаю, что говорю. У меня смекалка есть. Я если не знаю, так и не говорю. А если уж говорю, так меня не собьешь. Потому, я без ошибки…

      – Такое дело.

      – Я докажу! Взялся – значит, докажи. А то зачем и браться?

      – Если не можешь доказать, не берись, – сказал Жако.

      – Самое лучшее! Но только я всегда докажу. Я все докажу. Я, старичина, тоже… Я не спиной думаю… Налейка, Анаиза!

      Дым от трубок такой, точно спалили в кабаке фунта три ваты. Много народу. Плисовые, с огромными треугольными заплатами, штаны, жилеты с рукавами, нанковые синие блузы, топорные физиономии, бритые, без усов. У порога пар десять деревянных башмаков, а возле них лужа. Громкая неуклюжая речь, – про навоз, про дожди, про картофель, про корову Лебрэна, которую, хоть ты его убей, не хочет любить бугай. Сальные слова, грубые намеки, шутки, как глыбы гранита и такой же гранитный смех. Запах пота, абсента, вина, сыра, которым закусывают, и запах навоза. Звон пустых и полных стаканов и тусклое сверкание напитков в них.

      К Жаку и Жюлю подсел дедушка Зозо.

      Он коротенький, толстенький человек, с розовыми, как у девушки, щеками, с голубыми глазами, с круглой, шелковистой каймой седой бороды под челюстями, – от уха к уху. Усы сбриты, лысая голова как шар, а живот – котел. Это самый большой живот в деревне, если даже считать и мясничку Мари. Жюля дедушка Зозо поздравляет с новорожденным, Жако с покойниками.

      – Докторша мне все дело гадит, – ворчит своим томным басом могильщик: – житья из за нее не стало, никто не помирает.

      – Докторша хорошая, – говорит дедушка Зозо: – дело свое знает.

      – Отчего ей и не быть хорошей? – Жако вынимает изо рта трубку и с досадой плюет. – Ей что? Помрет больной – ей платят. Выздоровеет – тоже платят. А я? Много я получу, когда человек выздоровеет?

      – А все докторше приятнее, когда вылечит, – замечает Жюль: – заплатят лучше.

      – Чорт ее принес сюда. Сидела бы в своей России, – нет, к нам приехала.

      – Потому что в России лед, – сообщил Жюль.

      – И казаки, – вставил Зозо.

      – Всех вылечивает, – мрачно продолжает Жако. – Старого Мишеля, СКАЧАТЬ