Люди сороковых годов. Алексей Писемский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Вихров, desirez-vous?[47] – обратился Абреев к Павлу, но тот поблагодарил и отказался от сигары: по невежеству своему, он любил курить только жуковину.[48]

      – Et vous, monsieur?[49] – отнесся Абреев к кадету.

      Тот принял от него сигару и, с большим знанием дела, откусил у нее кончик и закурил.

      – Le cigare est excellent![50] – произнес Абреев, навевая себе рукою на нос дым.

      – Magnifique![51] – подтвердил правовед, тоже намахивая себе на лицо дым.

      – От нас Утвинов поступил к вам в полк? – спросил он.

      – Oui,[52] – протянул Абреев.

      – А правда, что наследник ему сказал, что он лучше бы желал штатским его видеть?

      – On dit![53] – отвечал Абреев. – Но тому совершенно был не расчет… Богатый человек! «Если бы, – говорит он, – я мог поступить по дипломатической части, а то пошлют в какой-нибудь уездный городишко стряпчим».

      – Не в уездный, а в губернский, – поправил его правовед.

      – Да, но это все одно!.. «Я, говорит, совершенно не способен к этому крючкотворству».

      – Нас затем и посылают в провинцию, чтобы не было этого крючкотворства, – возразил правовед и потом, не без умыслу, кажется, поспешил переменить разговор. – А что, скажите, брат его тоже у вас служит, и с тем какая-то история вышла?

      – Ужасная! – отвечал Абреев. – Он жил с madame Сомо. Та бросила его, бежала за границу и оставила триста тысяч векселей за его поручительством… Полковой командир два года спасал его, но последнее время скверно вышло: государь узнал и велел его исключить из службы… Теперь его, значит, прямо в тюрьму посадят… Эти женщины, я вам говорю, хуже змей жалят!.. Хоть и говорят, что денежные раны не смертельны, но благодарю покорно!..

      – Вас тоже ведь поранили? – спросил правовед.

      – Еще как!.. Мне mademoiselle Травайль, какая-нибудь фигурантка, двадцать тысяч стоила… Maman так этим огорчена была и сердилась на меня; но я, по крайней мере, люблю театр, а Утвинов почти никогда не бывал в театре; он и с madame Сомо познакомился в одном салоне.

      – Я сам в театре люблю только оперу, – заметил правовед.

      – А я, напротив, оперы не люблю, – возразил Абреев, – и хоть сам музыкант, но слушать музыку пять часов не могу сряду, а балет я могу смотреть хоть целый день.

      – Как же вы, – вмешался в разговор Павел, – самый высочайший род драматического искусства – оперу не любите, а самый низший сорт его – балет любите?

      – Почему балет – низший? – спросил Абреев с недоумением.

      Правовед улыбнулся про себя.

      – Драма, представленная на сцене, – продолжал Павел, – есть венец всех искусств; в нее входят и эпос, и лира, и живопись, и пластика, а в опере наконец и музыка – в самых высших своих проявлениях.

      – А в балете разве нет поэзии и музыки?.. – возразил ему слегка правовед.

      – Нет-с! – ответил ему резко Павел. – В нем есть поэзии настолько, СКАЧАТЬ