Гнедич. Мария Рыбакова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Брисеиду уводят, потому что Ахилл ее отпускает.

      Он безмолвен, она безмолвна.

      Позже Овидий угадает обиду,

      он скажет ее губами: как ты мог меня отпустить?

      и заплачет.

      Но у Гомера достойнее: оба молчат,

      нет ни сцен, ни признаний.

      Моя спрятанная любовь, говорит Гнедич,

      даже если все угадали,

      я промолчу; может быть, она

      полюбит мое молчание —

      если не полюбила голос.

      (Детские сказки: чудище пряталось, пряталось,

      только голос давало слышать,

      и когда замолкло, душенька его полюбила, —

      когда замолко, не раньше,

      когда погибло.

      Если зерно не умрет, то останется одно,

      а если умрет, его полюбят, —

      вот о чем, оказывается, говорил священник.

      я всегда подозревал, что во всех этих историях

      есть какой-то смысл. Помню, в Полтаве,

      когда батюшка Пафнутий бывал очень пьян

      и во время службы плакал большими слезами,

      он говорил совсем-совсем правду,

      был как пророк, и мы все боялись.)

      Видел ли ты когда-нибудь море,

      бесконечное, похожее на вино темнотой,

      простирал ли ты руки к пучине,

      вызывая мать? Она поднимается дымкой

      над серой водой (Батюшков и Гнедич

      сравнивали воспоминания. Их было мало.

      В одном они соглашались: богиня не может

      долго прожить со смертным, она уходит

      туда, где русалки, и тени, и матери.

      После смерти женщины становятся воздухом,

      говорил Батюшков,

      а мужчины – землей. Гнедич с ним соглашался,

      но думал: если она меня вдруг полюбит,

      может, я тоже стану – воздухом?)

      Когда были совсем молодыми – жалели,

      что матери их не видят,

      потому что и счастье, и слава, и женщины были

      почти в руках,

      а позже надо было радоваться,

      что матерей больше нет

      и они не заметят ни душевной болезни, ни как

      человек становится приложением

      к письменному столу

      в департаменте или в библиотеке.

      Оба – служащие (а думали, что поэты).

      Два бобыля (а думали, что возлюбленные).

      Два непритворных больных, бредущих

      по темной дороге в тоскливый ад,

      как воробей у Катулла. Два воробья —

      вот кем они были, оказывается!

      Две взъерошенных птицы – одна кривая,

      другая безумная.

      Птицы не сходят с ума,

      только люди, которые

      превращаются в птиц,

      Филомела без языка и

      Прокна, убившая СКАЧАТЬ