Дом с дверью в небо. Наталья Александровна Глянцева

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ другу: рот – длинный и резкий, как слова, и нос – прямой и гордый – нос Цезаря Октавиана Августа. Высокий лоб, темные волосы, забранные в строгий хвостик. И вдруг на этом фоне прилежной ученицы консерватории – неожиданный вихрастый начес ото лба до затылка, пряди которого иногда выпадают в эмоциональном порыве, чтобы припасть к долгому бесстрастному рту.

      Девушка-невидимка с волшебным предметом, преображающим ее. Со-творящим совместно с ней. Словно мир набирается красок и воспаряет. И Оля – центром становится, мирозданием пространства, вокруг себя осве́ченного.

      В сказках волшебный предмет невидимки – нелепая шапочка. В реальности – гитара, с которой у Оли колдовство какое-то выходит – не иначе. Божественное творение.

      На колдовские звуки заходил иногда Александр, предварительно постучавшись. Стоял в дверях, не проходя, застыв головой почти под потолком. С каменным лицом древнегреческой статуи с мыса Артемисион.

      И когда гитара, всхлипнув, оглушенно замолкала под ударом искусных тонких пальцев Ольги, и она, словно очнувшись, вновь надевала очки, превращаясь в невидимку, Александр резко дергал ручку двери и выходил, сказав нарочито отстраненное «спасибо».

      И я подходила к исполнительнице, прикладывала к ее удлиненным мочкам увесистые, с множеством красных брызг, серьги и аккуратно убеждала:

      – Вот если бы еще сережки. Хотя бы разок… под твое пение. Ну просятся же. И все! Мир у ног твоих.

      Ольга отстранялась, закатывая глаза.

      Один раз даже притопала Оксана, села на низкий табурет, расставив толстые ноги, согнувшись, как глыба, и принялась тянуть утробное-восторженное:

      – О-о! кла-ас!

      Чем очень мешала остальным слушателям. Но когда Оксана начала подвывать, я не выдержала: откинулась спиной на кровать, придушив собственное лицо подушками. Торнадо снес сказочный флер образа подчистую.

      Заходил и поджарый, красивый черт Вовка в неизменной тельняшке. Слушал, заложив руки в карманы спортивных черных штанов. Иногда даже совершенно бесцеремонно садился на мою кровать или того хуже – ложился корпусом, и загорелый низ живота его с тонкой полоской волос неуместно оголялся. Хоть ноги не закидывал… И очень даже бесстыже смотрел дерзкими глазами на меня. Тогда мне приходилось вставать, плестись к Людиному берегу и отсиживаться там.

      А Оля пела, и нас не существовало в этот миг. Все растворялось: и дом, и улицы Сокола с желтыми листьями на дорожках, и бурная Москва, медведицей громадной, лежащая на Земле, – ничего не оставалось. Был только голос, вечный голос, мерцающий в пространстве маячком, на который слетались потерянные в веках/годах/часах/минутах души. Всегда одинокие непонятые человеческие души.

      Нет, Ольга – не рисунок в карандаше – Гризайль божественного творения.

      Кажется, это было в начале ноября. Бабушка Лида уехала к дочери. Вовка пинал входную дверь и орал:

      – Открывай, сука! Я вернулся.

      – Не СКАЧАТЬ