Минус тридцать. Генрих Эрлих

Чтение книги онлайн.

      Все дышало бы,

      Будто видит твоя душа

      сновидение.

      И закружат твои глаза

      Тучи плавные

      Да брусничных глухих трясин

      Лапы, лапушки…

      Таковы на Руси леса

      Достославные,

      Таковы на лесной Руси

      Сказки бабушки.

      Эх, не ведьмы меня свели

      С ума-разума

      песней сладкою –

      Закружило меня от села вдали

      Плодоносное время

      Краткое…»

      – Симпатичные стихи, – сказал Манецкий. – Рубцов, говоришь? Первый раз слышу.

      – Ну что ты! Такой поэт! С такой трагической судьбой!

      – Да-да, печатали мало, пил много, трагически погиб молодым.

      – А говорил, ничего не знаешь, – немного обиженно протянул Анисочкин.

      – Я действительно ничего о нем не слышал, а что о судьбе – так она у всех поэтов одинаковая, что у русских, что у советских, что у старых английских, что у новых французских, без разницы.

      – Ну, ладно. Но ты вслушайся, как удивительно в такт ходьбы вкладывается. Именно ходьбы по лесу за грибами. – И Анисочкин с наслаждением повторил:

      – Это кому как. Я, знаешь ли, больше двигаюсь в ритме «Взвейтесь кострами синие ночи». Но ты не подумай, я собирание грибов уважаю – успокаивает. Пока дед был жив, он меня летом постоянно с собой брал, хоть и маленького, но тогда и грибов было больше, и сами грибы были большие. Только у меня в этом смысле образование однобокое. Бабушка моя, покойница, была из городских барышень, до исторического материализма выросла и с грибами знакомилась исключительно в переработанном кухаркой виде. Потом ее всю жизнь преследовали призраки бледной поганки и мухомора, посему до кухни она допускала только трубчатые грибы.

      – Понятное дело – женщина. У меня, вон, мама прочитала этим летом какую-то статью о том, что нельзя есть свинушки – и все. А жаль, хороший гриб, мясистый, чистый, растет кучно. Мы их всю жизнь ели за милую душу.

      Ведра постепенно наполнялись. В основном, стараниями Анисочкина, так как Манецкий упорно замечал только белые и подберезовики. Анисочкин несколько раз пытался втолковать ему признаки опят, но Виталий, весь во власти своих раздумий, уже через шаг не мог вспомнить, у какого из опят – истинного или его ложного собрата – должна быть пленка на ножке.

      Потом, когда ведра уже наполнились и они сидели на поваленном бревне, перекуривая, Манецкий вспомнил о тетке председателя и сказал:

      – Ладно, Марсианин, ты двигай в лагерь, организуй там готовку, а я тут загляну по делам.

      – А как я ее организую?

      – Ой, господи! Когда все отдышатся после работы, поставь эти ведра посреди кухни и крикни: «Халява, СКАЧАТЬ