Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков. Татьяна Пархоменко

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Сторманского, Дитмарсенского и Ольденбургского» до «Великого Магистра Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского и прочая, и прочая и прочая»[216].

      Многочисленные земли Российской империи были сплочены стремлением к существованию в едином сильном государстве, способном защитить всех их подданных, которые ради этой высшей цели готовы были отказаться от самостоятельного независимого существования. Но это был лишь идеал, а в жизни стал наблюдаться раскол России «на две половины: одну народную, которая ничего кроме своего русского не знала, и другую космополитическую, которая своего русского почти вовсе не знала»[217]. К ней частично принадлежала и верховная власть, о чем говорил такой факт: когда императрица Елизавета Петровна взошла на престол, то «послала на Камчатку штабс-фурьера Шахтурова, с тем чтобы он доставил к ее коронации (т. е. через полтора года) шесть пригожих, благородных камчатских девиц. Представления царицы о размерах собственной империи были приблизительными: только через 6 лет (и на 4 года позже коронации) царицын посланец с отобранными девицами достиг на обратном пути Иркутска…»[218], из которого до Петербурга ему надо было еще ехать и ехать.

      Никогда ранее Русь не была так разделена на элитарную и народную как в XVIII веке, при этом стеной непонимания между ними явилось иностранное, главным образом западноевропейское, влияние, принесшее высшему классу просвещение, вольности и комфорт, а народу – рабство в форме крепостной зависимости. И хотя Петр I широко открыл доступ во дворянство людям простого происхождения, если те обладали деловыми качествами, талантами и знаниями, это не меняло общей социокультурной ситуации в стране, поражавшей иностранцев своими резкими контрастами, оппозицией доморощенного русизма и западного европеизма. С эпохи Петра I часть русского дворянства стала жить на два дома – отчий и заграничный. При этом для некоторых соотечественников пребывание на Западе превратилось в вынужденную меру, обусловленную страхом опалы царя, ибо рассеянные «по всем главным промышленным городам Европы… десятки русских учеников, за обучение которых Петр дорого платил иноземным мастерам», своим небезгрешным «поведением приводили в отчаяние приставленных к ним надзирателей» и, например, «учившиеся в Англии нашалили так, что боялись воротиться в отечество. В 1723 г. последовал одобрительный указ, приглашавший шалунов безбоязненно воротиться домой, во всем их прощавший и милостиво обнадеживавший в безнаказанности, обещавший даже награды “жалованьем и домами”», но ему мало кто верил[219].

      Нерадивые студенты были и в более поздние времена, их, в частности, видел в Лозанне Н. М. Карамзин, писавший о «наших любезных соотечественниках», которые «вместо того, чтобы успевать в науках, успевают в шалостях», и поэтому советовал не посылать «детей своих в Лозанну, где разве только одному французскому языку можно хорошо выучиться. СКАЧАТЬ