Пресс-центр. Юлиан Семенов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ нашем кабинете есть разные точки зрения, но это не значит разногласия.

      – Позволь напомнить тебе строки Шекспира… Когда Кассий говорит Бруту:

      …Чем Цезарь отличается от Брута?

      Чем это имя громче твоего?

      Их рядом напиши – твое не хуже.

      Произнеси их – оба

      Так же звучны.

      И вес их одинаков.

      Санчес пожал плечами.

      – Тот не велик, кто взвешивает свое имя… Сравнивать кого-либо из государственных лидеров двадцатого века с Цезарем неправомочно, ибо он был обуреваем мечтой осуществить на земле полнейшее прижизненное обожествление… Это особая психологическая категория, присущая, как мне кажегся, лишь античности… Все остальное – плохое подражание оригиналу… Впрочем, меня в Цезаре привлекает одна черта: больной лысый старик, он не боялся смерти; этот страх казался ему неестественным, противным высоте духа… Словом, Брутом в наш прагматический век быть невыгодно; в памяти поколений все равно останется Цезарь, а не его неблагодарный сын…[1]

      – Брут был республиканцем, полковник Санчес… Он чтил римлянина Цезаря, но Рим был для него дороже…

      «Женщина всегда остается женщиной, особенно если любит, – подумал Санчес. – Она относится к любимому только как к любимому, в ее сознании не укладывается, что мои слова сейчас обращены не к ней одной, а ко многим, а ведь как же много среди этих многих врагов… А для матери Цезарь был и вовсе хворым мальчиком, а не великим владыкой умов и регионов…»

      – Если говорить об объективной – в ту пору – необходимости монархизма, о трагедии Брута, который поднял руку на личность, а она беспредельна, то я должен буду отметить, что он выступил не против своего отца императора Цезаря, но за свободу республики… Ведь не во имя тщеславия Брут поднял нож…

      – Ты его оправдываешь? – спросила Мари Кровс.

      – Я размышляю, а всякое размышление складывается из тезы и антитезы.

      – Это термины Маркса.

      – Взятые им у Гегеля, а тот в коммунистической партии не состоял, – улыбнулся Санчес.

      – Что ты считаешь главным событием, побудившим тебя вступить в ряды заговорщиков?

      – Я никогда не примыкал к заговорщикам… Видишь ли, мне кажется, что заговор обычно рожден посылом честолюбия, в нем нет социальной подоплеки… Несправедливость в Гаривасе была вопиющей, несколько человек подавляли миллионы… К людям относились, как к скоту… Знаешь, наверное, впервые я понял свою вину перед народом, когда отец подарил мне машину в день семнадцатилетия и я поехал на ней через сельву на ранчо моего школьного друга. Его отец был доктором с хорошей практикой, лечил детей диктатора… И мы с моим другом в щегольских костюмчиках поехали в школу, а учитель Пако сказал тогда: «Мальчики, я вас ни в чем не виню, только запомните, тот, кто пирует во время чумы, тоже обречен». Мы тогда посмеялись над словами Пако, но вскорости арестовали отца моего друга из-за того, что внук диктатора умер от энцефалита, СКАЧАТЬ