Рукопись русского. Книга первая. «Les trios derniers coups, messieurs!» (Три последние игры, господа!). Елена & Михаил Крамер

Чтение книги онлайн.

      – Затем, дурак, – голос у Ляли стал похож на отцов, – что, если бы ты еще пять минут трепался с ними, они тебя выпотрошили бы как поросенка перед запеканием. А потом оттащили в участок, где с тебя живьем содрали бы шкуру, а потом трахнули бы тебя. Потом и меня, грешницу, трахнули бы. Дальше перетрахали бы «паровозом» папу и всю родню. Черт с ней с родней. Родни много и все нищие. Папу жалко – один такой.

      «Она злая, – подумал я, – но я все равно люблю ее». Я уже не мог бороться с этим. Но я любил теперь Лялю. Я мог бы за нее убить тех двух ментов и всех, кто помешает ей идти прямо или вправо, или влево. Я должен теперь стоять, идти, быть с ней рядом и оберегать ее. Отдам жене двести тысяч. Ей хватит. Стану жить у Ляллиного подъезда, и если кто хоть попытается проникнуть в подъезд, я того застрелю.

      Что вы думаете о Достоевском? Мне почему-то кажется, что о нем думают, как о сумасшедшем.

      Я – странный человек.

      Я, например, равнодушно смотрю, когда рядом мертвый. Или авария с жертвами. Я животных не люблю. Ненавижу собак. На первом этаже в доме, где живем мы с женой, живет старуха-учительница У нее три собаки – три мерзкие беспородные твари. Они лают. Они воют. Они гадят на колеса моей машины. Мечтаю по ночам: я убиваю их одну за другой (перерезаю им глотки). Я убил бы и старуху… Я видел, как старуха с первого этажа разговаривала с собаками. «Ребята», – говорила она. К собакам так не обращаются. Старость и одиночество старухи было ей оправданием. Но я не принимал эти оправдания, – искренне ненавидел и желал ей, старой сволочи, и ее гнусным шавкам, скорейшей и мучительнейшей смерти.

      Иногда же мне бывало наоборот – постигали меня чувства не такие как про старуху.

      Однажды я шел мимо метро, потом остановился и стал глазеть на людей, – я жену ждал: одно время встречал ее с работы, и мы брели домой по снегу. И я стоял. И вдруг из метро по лестнице ковыляет кто-то. Их было двое – отец и дочь. Отец – мужчина в пальто и с сумкой через плечо – интеллигент. Девочка, что была с ним и держалась за его локоть, сама шла плохо. Ее всю дергало и кособочило: таких детей иногда встретишь на улице – они идут, подпрыгивая, ноги приволакивают. Девочку папа вел. И мне стало легко; я поднялся над землей и полетел. И мне казалось, что я могу подлететь к девочке и разрыдаться над ее головой; мои слезы прольются ей на голову – и тогда девочка излечится. И станет носить обтягивающие джинсы, а когда наступит лето, будет носить коротенький топик, и видно будет какой у нее красивый живот. Я парил над землей. Мне потом стало невыносимо, что я стою тут под снегопадом и как последняя скотина не могу расплакаться. И мне тогда были непонятны мои чувства и только понятны были желания: я хотел, чтобы моего здоровья передалось немного той девочке, чтобы к лету она смогла оголить живот, и на нее стали бы смотреть мужчины и мальчики. Каково, на самом СКАЧАТЬ