Дорога уходит в даль…. Александра Бруштейн

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на кресте соседнего костела, словно ее укрепили на верхушке рождественской елки. В прозрачных вечерних сумерках все кажется нарисованным на картинке: и костел со звездой на кресте, и кованая чугунная ограда сквера, и маленький «толчок» на углу с торговками, похожими на страшных ведьм и волшебниц.

      – Папа! Ты Владимира Ивановича не любишь?

      Думая о чем-то другом, папа рассеянно переспрашивает:

      – Я Владимира Ивановича не… Какого Владимира Ивановича?

      – Ну, пап, ты не слушаешь!.. Шабанова, Владимира Ивановича, Зои-Ритиного папу… Ты его не любишь?

      – Почему ты так думаешь?

      – А вы с ним всегда спорите, кричите друг на друга… Ты его не любишь?

      – Видишь ли… – начинает папа и, вдруг оборвав, неожиданно соглашается: – А и вправду не люблю. За что его любить? Что он такое хорошее делает, чтоб его любить? Кто он такой?

      – У него пивоваренный завод, – рассудительно повторяю я то, что, я слыхала, говорят о Владимире Ивановиче Шабанове взрослые. – Он пивовар.

      – Пи-во-вар! – насмешливо растягивает папа это слово. – Рабочие варят ему пиво! Он им за это платит гривенники и двугривенные, и только я один знаю, как они живут, его рабочие, – в нищете и болезнях… А Шабанов продает это пиво за сотни и тысячи… Пи-во-вар! – Тут папа вдруг спохватывается: – Ох, о чем я с тобой, цыпленком, говорю! В общем, Шабанов такой, как все другие. Есть и похуже, чем он!.. Ты смотри держись хороших людей. К хорошим тянись!.. Я ведь когда-нибудь умру, вот с хорошими людьми ты не будешь сиротой.

      Бывает, сахар лежит на дне чашки с чаем. Отхлебнешь – не сладко. Но чуть помешаешь ложечкой, как вкус сахара наполняет весь чай, доходит до самых верхних его слоев… Так папины слова о возможной его смерти, словно помешав ложечкой в моей душе, подняли в ней то, что, видимо, лежало на дне с самого утра, а может быть, и дольше: чьи-то чужие, горькие слова, не ставшие еще моей собственной мыслью, моим собственным опасением, – нестерпимая горечь наполняет меня до краев.

      – Папа, – говорю я тихонько, – какой дом, Юзефа говорит, у тебя будет… в три аршина?

      – Да ну! – отмахивается папа. – Юзефины сказки!

      Но я продолжаю допрос:

      – Три аршина – это ведь маленький дом?

      – Н-небольшой… – признает папа.

      – Как же мы все там поместимся?

      – Нет… – неохотно роняет папа. – Я там буду один. Без вас.

      – А мы?

      – Вы будете приходить ко мне в гости… Вот ты придешь к этому домику и скажешь тихонько – можно даже не вслух, а мысленно: «Папа, это я, твоя дочка… Пуговица… Я живу честно, никого не обижаю, работаю, хорошие люди меня уважают…» И всё. Подумаешь так – и пойдешь себе…

      В моей памяти всплывают слова «стихотвореньица», которое мне утром говорила Цецильхен:

      Ведь день настанет, день настанет,

      И ты заплачешь у могил…

      – Что-о такое? – возмущенно СКАЧАТЬ