Великая русская революция, 1905–1921. Марк Стейнберг

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Временного правительства. 25 октября, в момент открытия съезда, штурм Зимнего дворца еще продолжался. Ораторы от меньшевиков и эсеров были в ярости и осуждали действия большевиков как «преступную политическую авантюру», оппортунистический захват власти одной партией за спиной Совета, на волю которого они двулично ссылались в оправдание своего поступка. Эсеры и меньшевики предсказывали, что действия большевиков погрузят Россию в гражданскую войну и погубят революцию. Не желая «нести ответственности» за эти шаги, большинство меньшевиков и эсеров покинуло съезд – а вслед им полетела знаменитая издевательская фраза Троцкого о том, что они «банкроты», которых ожидает «сорная корзина истории». В предрассветные часы 26 октября съезд одобрил заявление Ленина о переходе всей государственной власти в руки Совета и о передаче власти на местах местным советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Кроме того, съезд взял обязательство немедленно предложить мир всем нациям, передать всю землю крестьянским комитетам, защищать права и полномочия солдат, организовать «рабочий контроль» в промышленности и обеспечить созыв Учредительного собрания.

* * *

      Журналисты понимали, что у них на глазах творится история и что 1917 год входит в число тех исключительных эпох, когда обычно стабильный темп исторической эволюции резко ускоряется, превращаясь в драматическое действие, состоящее из неожиданных изменений, поворотных точек и судьбоносных решений. Как мы уже видели в главе 1, журналисты, нередко впадая в лихорадочный тон, описывали первые недели революции как чудесную весну свободы, воскрешения и возрождения, как долгожданный конец тьмы, рабства и страданий. Не следует чрезмерно упрощать этот романтический восторг перед революцией. «Дикая радость» уже весной сопровождалась опасениями за непрочность этой новой свободы. Да и само понятие свободы понималось и использовалось по-разному. К тому же мечты о всеобщем братстве сопровождались свирепой ненавистью к «врагам» свободы. По мере того как утопическая эйфория сталкивалась с суровыми реалиями истории как повседневной жизни – не в последнюю очередь с тяжелыми экономическими проблемами и продолжающейся войной, – интерпретации и настроения становились все более противоречивыми и несвязными. Как отмечал в отношении стремительно изменявшихся в 1917 г. настроений историк Борис Колоницкий, не требовалось много времени для того, чтобы это «квазирелигиозное» возбуждение февральских дней сменилось «унынием и разочарованием»[150]. Хуже того, подавляющему большинству журналистов казалось, что неуправляемая революция скатывается в пропасть растущей анархии, классовой вражды и гражданской войны. Чувство кризиса, ощущаемое во многих сферах внепартийной журналистики в 1917 г., было более сложным и многозначным, чем традиционное изложение тех событий в виде ряда конкретных политических кризисов и эпизодов борьбы за власть между различными организованными СКАЧАТЬ