Позднее послесловие (сборник). Виктор Лихоносов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ не зарабатывай мораль, – Фроня набрала в руку семечек и отошла к порогу.

      – Я чего плохого сделал?

      – И хорошего мало, – посмотрела на него Мария Матвеевна, – Фронька на ферме, а ты привел чужого, напоил, пятьдесят рублей спрятал с получки – мало тебе. От кого ты прятал? От тестя, от тешши? Нам не надо. Эх, Михайлович! Усе прошшаю, а это… Мы к тебе как к человеку, а ты дерьмом.

      – Мамочка, я могу взорваться.

      – Иди рвись. У нее нога болит, она и огород копает, и на ферме, а мужик в канаву валится. Это дело? Я тебе выговор дам. За что тебе рыло побили? Так бы сковородку на голову и надела. Мы молчим, а ты не понимаешь.

      – Мама, я плохого слова не сказал.

      – Тебя Фронька в чем приняла? Наволочка что ночь, одеяло – выкинуть его, кошкам спать. Костюма напрянуть не было. Пристрял – живи. Кто ее жалеть будет?

      – Мамочка, ты зря напала. Иванович слушает, подумает – правда. Я пришел по-хорошему.

      – Вот и хорошо, что слушает, – сказал Терентий Кузьмич.

      – Налейте мне, поговорим благородно. Они, Иванович, меня всегда ругают.

      – Никогда совести не соберет человек: «налей ешо».

      – Я ухожу, – поднялся Петр Михайлович и застыл: – Вы не знаете моей благородной жизни.

      – Я знаю твою историю, – спокойно говорила Мария Матвеевна. – Ты за тринадцать годов мамке своей и десятки не послал. Разве это сын? За тринадцать годов ни разу не съездил. Мамка померла, так он летел в самолете и выпивал с горя. Нет, я как летела Мишу хоронить, ничего в роте не было. Приехал, а мамку отнесли. Вернулся и не сказал, что не захватил мамку. Это сын?

      – Собака, – сказала Фроня. Вот ее судьба – проклинала мужика своего, но потом смирялась и жалела его.

      – Правду николе не скажет. За рюмку что хошь подпишет, что хошь соврет. Это с такими людьми как жить можно? Ладно, перед Богом за ложь давно не краснеют, перед чужими тоже научились глазы закрывать, а своим? Мы так не можем. Я где сяду с кем – хоть на дороге, хоть в поезде – усю правду про себя скажу. Потому жизнь моя была такая – скрывать нечего. А он про мамку соврал, опоздал хоронить.

      – Мне одеться не во что, в чем я стал бы перед сестрами?

      – Глазы твои бессовестные, эх, – вспыхнула Фроня.

      – Я привык бостон носить.

      – Спасибо тебе в шапку, – зло поклонилась Фроня и пошла домой. Но Петр Михайлович продолжал свое:

      – У меня дом в Грузии.

      – Твой дом такой… как вон сын с батькою дрался, цыгане, схватил батька кол и турит его: «Пошел, сукин сын, со двора!» А сын бег, бег, оглянулся: «А где ж у нас двор? Один шатер». Так и у тебя. Пораспырял добро по свету. Был он, тот дом, у тебя? Всюду он шастал, и везде начальником. Из тебя начальник…

      – Я с Колымы сто тысяч привез.

      – Эй, язычник! Язык отсеку! Не вынуждай меня. Иди спи. На твои средства во такой рот разинуть.

      – Сам себя выхваляет человек, – сказал Терентий Кузьмич. – Иди, иди, Михайлович. Дочку обидел, нема совести.

      – Чем я ее обидел, пап, мам? СКАЧАТЬ