Мама мыла рану. Олег Макоша

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Или шизофреником.

      Или кем.

      Я нормальный, не дурнее большинства.

      Я очень четко понимаю, что, возможно, уже писал четвертое письмо, просто не помню точно. А все потому, что я разучился сосредотачиваться на текущем моменте жизни. И у меня атрофировалась воля к ней. Например, вчера, едя (езжа, находясь, ехав?) в троллейбусе, я совершенно не мог сосредоточиться на этом. Смотрел в окно и не понимал где я и кто. Понимал, что не понимаю этого. Мне понадобилось некоторое (известное?) усилие, чтобы сопоставить события: себя, троллейбус, дорогу, время и цель поездки – поликлинику на набережной Орфевр 36. А сопоставив все вместе, получить картину бытия.

      Я сидел на дерматиновом кресле с краю, том, что выше других – возвышаясь за счет колесных дуг – смотрел в окно и, наконец, понимал, я Ким Рудольфович Бейбутов. Учитель пения на пенсии.

      Или труда.

      Или не на пенсии.

      Или не Ким.

      Или.

      Письмо двадцать третье.

      Ты говорила, что молила именно обо мне. Нет, не так. Ты просила у Бога человека, которого сможешь полюбить. Подразумевая: нежного, внимательного, заботливого, сильного, красивого, с серыми глазами и светловолосого. И сначала тебе был такой дан. Но он оказался не он. То есть, все совпадало, кроме цвета глаз – у него они были синие – и все было не так. Ты решила, что не четко сформулировала просьбу, сосредоточившись на деталях, а не на главном – любви. И сделала акцент. Из косвенного перешла в прямое. Из мечты в речь. Из речи в действие. Из действия снова в мечту.

      И тут появился я…

      Я наоборот подходил только цветом глаз – серым с зеленью.

      И я уверен, ты повторяла, так чтобы я не слышал: «Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король». Вы все это повторяете. Все. Хотя обобщать – невообразимая пошлость.

      Не все.

      Не все.

      Письмо двадцать четвертое.

      А потом ты посылала мне флюиды, и я ловил их – маленьких, лохматых, ушастых существ. Но ты сказала, что это не твои. Твои – гладкие, как речные эльфы, высокие и худые. С них как будто всегда стекает вода и цвет кожи – синие водоросли. Прозрачная кожа, больше всего похожая на вдруг замерзший плексиглас и в этой замерзшости, ставший парадоксально гибким и мягким. И тонким. И пластичным. И боящимся порезов осоки и меха камышей.

      Чьи же тогда эти, напоминающие юных и беззащитных чебурашек?

      Уличный музыкант Юра, игравший в подземном переходе в любой мороз, – умер. Нет, никто мне не говорил об этом, я просто знаю, и все.

      Он пел странную экологическую песню про говорящих рыб.

      Вот слова, что я запомнил. Я думаю, это припев.

      «Рыбы тихо говорят —

      Ля-ля-ля,

      Ля-ля.

СКАЧАТЬ