От Зарубежья до Москвы. Народно-Трудовой Союз (НТС) в воспоминаниях и документах. 1924‒2014. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ нечего. По карточкам выдавали по 100–150 граммов хлеба, на базаре продавались лишь кабачки. К полудню нам так захотелось есть, что мы решили подойти к берегу и поискать в какой-нибудь деревне еду. Не имея понятия, что находимся в километре или двух от Днестра, мы приблизились к берегу и… попали в руки пограничной береговой заставы.

      Захватившие нас красноармейцы постановили тут же нас ликвидировать как шпионов. Спасло нас то, что какой-то начальник, наблюдавший всю эту картину из домика на пригорке, решил нас перед расстрелом допросить. После допроса он отправил нас в тюрьму в Овидиополь. Так как мы не предвидели, что можем попасть в руки большевиков, то заранее ни о чём не договорились. Лишь в последнюю минуту перед арестом решили говорить, что отправились из голодной Одессы искать, где можно купить хлеба.

      В Овидиополе нас сразу же поодиночке подверг допросу какой-то молодой еврей в студенческой фуражке. Обвинены мы были в контрреволюции, шпионаже и юдофобии (тогда термин «антисемитизм» ещё не вошёл в моду). Единственной уликой служило наше появление в море в 70–75 километрах от нашего местожительства.

      Допрашивали нас несколько дней и ночей. Допросы оказались для нас тяжёлыми. Проходили они, правда, без физического воздействия, но с постоянными угрозами расстрела как нас, так и наших родителей, братьев, сестёр и друзей. Для психологического давления использовался лежащий на столе следователя наган, которым он то и дело начинал играть перед нашим носом, а также надпись над столом: «Клянёмся за одного красного расстрелять 1000 белых!»

      Не добившись никаких признаний, через неделю нас отвезли в Одессу и сдали в ЧК. Здесь обстановка оказалась намного хуже. Камера переполнена, паёк до крайности скудный: утром чай с кусочком сахару и кусочком хлеба; днём – баланда и полселёдки; вечером то же, что и утром. На следующий день в нашу камеру привели моего отца и брата одного из нашей тройки. К нам подсадили провокатора; отношение следователей было ещё более неприязненным, допросы – более изнурительными. Касались они исключительно отношения – нашего и наших родных и знакомых – к евреям. (Надо иметь в виду, что в это время, главным образом в подвластных украинским националистам местах, шли погромы и массовые убийства евреев. – Прим. ред.) А все следователи, с которыми нам пришлось иметь дело, и вся караульная команда состояли исключительно из евреев.

      В связи с этим упомяну об одном деле. Среди караульных нашёлся один, который оказал нам помощь. Узнав мой адрес, он явился к моей матери и предложил ей переправлять нам передачи (официально они не допускались) и записки от неё нам и обратно. Когда мать спросила, почему он решил помогать людям, которых считает врагами, он совершенно откровенно ответил: «Сегодня власть наша, а завтра, может быть, она будет ваша. Если я сегодня помогу вам, то завтра вы поможете мне». Его предвидение сбылось. Когда через несколько месяцев я был уже в Добровольческой армии и находился в Тирасполе, меня вызвали в комендатуру и спросили, знаю ли я такого-то и что могу о нём СКАЧАТЬ