У подножия Большого Хингана. Прапрадеды и деды. Всеволод Горячкин
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу У подножия Большого Хингана. Прапрадеды и деды - Всеволод Горячкин страница 5

СКАЧАТЬ распределили на работы, кого на повалку и трелевку леса, а других на постройку бараков и утепление. Кто-то занимался заготовкой дров.

      Зима была холодной и снежной, продуктов не было, завозили плохо, да и нечего было завозить. Питались мерзлым картофелем, также нам выдавали по 100 грамм ржаного хлеба пополам с землей на одного человека.

      Люди были до страха худые-бледные со всего лагеря почти каждый день кто-нибудь умирал. Умирали люди, дохли лошади прямо запряженные в санях от голода, да еще настигла эпидемия брюшного тифа, косило сподряд. В нашей семье заболел Толька, какой он был страшный, казалось, что дыхание колебало его голые ребра, желтый, волос вылез из головы. На больных давали паек побольше чем здоровым. Мы требовали у матери кушать и все время смотрели на корзинку, подвешанную к потолку барака. Мать хранила для Тольки и если корзинку снимали чтобы его покормить, мы набрасывались, но получали затрещины и со слезами отваливали от корзины.

      Ребятишки радовались когда от голода сдохла лошадь, все кричали в один голос – «Ура, ура!!!! Мы получим по 100 грамм конины!!». И точно, коня ободрали, обрезали мясо, детям давали по сто грамм мякоти, а взрослым – что придется: голые кости, кишки и т.д. – но это уже был праздник.

      Работающим перевыполняющим норму тоже добавляли пайки, а детям которым было свыше 5 лет обязаны были собирать с поваленного леса шишки с елки, пихты, сосны и кто собирал свыше 5 кг за день, тому тоже увеличивали паек и давали даже сахар, когда он имелся. У нас собирали шишки Тоня и Федя, я пытался несколько раз ходить с ними, но снег был глубокий и мороз не давали долго ходить, да и притом мне шел всего третий год. Тоня и Федя притаскивали меня из леса и ругали, что больше не пойдешь с нами. Словом, я был для них помехой, только падал да плакал, жалуясь на большой снег. Одежды не было, рваные валенки одни на всех и драные телогрейки. Мать моталась, уставала. По вечерам бабы собирались, разговаривали полушепотом и плакали. Жизнь была мучительно тяжелая, от тифа умирали ежедневно, могилы копали в мерзлой земле сразу на несколько мертвецов, хоронили без гробов, кое-кто из женщин сколачивал ящик, а обычно давали в рванье и хоронили. Было жутко и после каждых похорон наступало уныние, горечь, слезы, за что только карался народ, особенно женщины и дети. В чем заключалась их вина, трудно было представить.

      Люди ходили унылые голодные, друг с другом не разговаривали, боясь друг друга. Люд был разный, помню, один или два барака были заселены самарами. Откуда их сюда привезли – я в то время не понимал. Говорили они как-то интересно – окали и любили пить чай, хотя он был из шульты3.

      Было много украинцев и белорусов и других национальностей. Их всех постигла жестокая голодная и беспощадная и безответственная жизнь со стороны тех, кто ей руководил и управлял. Кто наносил этому вред, вряд ли знают по сей день….

      Многие делали побеги, которым удавалось, сумели дожить до сих дней. А кто попадался, его возвращали и тут СКАЧАТЬ



<p>3</p>

Шульта – гнилая сердцевина берёзы, которую в голод варят вместо чая.