Джонатан заставил себя шагнуть еще.
И еще!
С громким, отчетливым щелчком взвел курок… прицелился… и в глазах потемнело.
С той стороны костра на него смотрел отец.
Голова стояла вертикально в старательно вырытом в земле углублении и смотрела прямо на него – глаза в глаза.
Джонатана затрясло. В груди будто поселилось пекло, а руки, голова, все тело заходили ходуном, как в припадке. На долю секунды он вспомнил уроки отца и попытался справиться с этим наваждением, но ни руки, ни тело уже не слушались, а на глаза словно надвинулось темное грозовое облако.
И тогда негр встал.
Время отчетливо замедлило ход, и, пока негр разворачивался и медленно, как это иногда бывает в снах, двигался к нему, Джонатан успел увидеть и тавро V, выжженное на его левой щеке, и пятна курчавых седых волос на широкой, блестящей от пота груди, и даже бесчисленные, покрывающие его тело шрамы – каждый из них.
И так же медленно, словно в кошмарном сне, Джонатан поднял пистолет перед собой и нажал курок.
Это было последнее, что он запомнил более или менее отчетливо, потому что все, что случилось после выстрела, слилось в один беспрерывный, наполненный болью, отчаянием и яростью кошмар.
Выпустив облачко синего дыма, пистолет беззвучно дернулся в его руке, и негр изумленно выкатил глаза, но идти в его сторону не перестал. Джонатан отшвырнул разряженный пистолет и выхватил второй, с трудом нащупал собачку, нажал… и только тогда плавающий в клубах порохового дыма негр отшатнулся, медленно осел вниз и так же медленно повалился назад, спиной в костер.
Джонатан, с трудом пробиваясь через качающееся, мерцающее нездешними огнями пространство, рванулся к негру и упал на колени рядом с ним.
Тот еще жил.
Это было невероятно, но он жил, даже когда Джонатан, задыхаясь от ярости – точь-в-точь как отец, – ухватил валяющийся рядом с кострищем черный кухонный нож и воткнул его в скользкую от пота и крови грудь – один раз! Второй!! Третий!!!
Он жил и когда Джонатан схватил его за седую курчавую шевелюру и, задыхаясь от ярости и заливаясь слезами, вонзил ему нож под ухо.
И даже потом, когда криво, с лохмотьями отделенная от шеи голова откатилась и замерла в сухой траве, ее веки подрагивали, а губы словно пытались что-то сказать.
Но Джонатан этого уже не видел. Бросив нож и прижав то, что осталось от отца, к груди, шатаясь и оскальзываясь на мокрой от крови траве, он добрел до протоки и, спасаясь от ревущего над головой огня, рухнул в теплую черную воду.
Когда шериф достиг последнего перед Миссисипи острова, стало ясно, что и здесь его постигла неудача. И напрасно всадники заставляли взмыленных лошадей чуть ли не прижиматься к огню, напрасно орали и улюлюкали, напрасно науськивали не рискующих сойти с тропы собак. Из жадно пожираемых огнем зарослей во множестве СКАЧАТЬ