Впрочем, удивляться этому не приходилось. Трудно сказать, что именно подумали простые «полевые спины», впервые увидев завешанный полотном со всех сторон дощатый помост, но по их встревоженному гудению и перепуганным лицам угадывалось – ничего хорошего.
Джонатан уселся на специально принесенное для него кресло в первом зрительском ряду, дождался, когда надсмотрщики – все, как один, крепкие, зрелые мужчины – по очереди подошли к нему и доложили, что собрали всех, кого сумели отловить, и подал сигнал домашним колокольчиком. И тогда закрывающее помост полотно разъехалось в разные стороны, и на помосте оказались четверо негров: толстая Сесилия, Цинтия, вертлявый десятилетний поваренок Сэм и помощник конюха Абрахам.
Рабы замерли, и над площадью воцарилась действительно мертвая тишина. Толстая Сесилия бросила в сторону сидящего в первом ряду сэра Джонатана панический взгляд, и он ободряюще кивнул.
– Я чищу кастрюли и мою посуду, – прикрыв от ужаса глаза, жалобным тоненьким голосом начала толстуха. – Подобно муравью Эзопа, я всю свою жизнь провожу в трудах и заботах…
Джонатан улыбнулся. Его старания не прошли даром, и если бы не этот жалобный голос глубоко несчастного человека, Сесилия была бы безупречна.
– Я люблю моего господина, – чуть ли не прорыдала кухарка и молитвенно сложила большие пухлые руки на огромной груди, – и точно знаю: на небесах мне воздастся за все.
Сесилия смолкла, едва не потеряв сознание от волнения. Рабы стали переглядываться. Они так и не могли сообразить, к чему клонит эта толстуха; к тому, что другие работают хуже, чем она?
Джонатан перевел взгляд на Абрахама, но помощник конюха выглядел так, словно проглотил жердь, и явно не мог издать ни звука. Джонатан на секунду нахмурился, но тут же сообразил, что разбираться в причинах задержки некогда, а представление следует вести дальше, и кивнул поваренку Сэму.
– Я делаю все, что скажут! – с готовностью затараторил мальчишка. – Я послушный и добрый раб! И когда пробьет мой час, мне будет что сказать архангелу Гавриилу!
«Слишком торопится!» – досадливо цокнул языком Джонатан, снова глянул на Абрахама, понял, что с того никакого толку не будет, и подал неприметный знак пожирающей его глазами Цинтии.
Та вздрогнула, мгновенно опустила глаза в дощатый пол и тихо, но внятно произнесла:
– Я ленива по моей природе. Я не люблю работу и очень люблю отдохнуть в тенечке. Мне нравятся парни и совсем не нравится молиться Богу.
Рабы за спиной Джонатана встревоженно зашептались. Они так и не могли понять, с какой стати Цинтия публично признается в своих грехах. И только тогда словно проснувшийся Абрахам СКАЧАТЬ