Судный день. Александр Ольбик

Чтение книги онлайн.

      В один из февральских дней, когда всех увели на работу – прокладывать железнодорожную ветку на золотой прииск, – и первые предвесенние лучи пробились в окна барака, в душе Позументова началась такая буря, что хоть вешайся. Вспомнилось былое, дочь, сыну которой уже стукнуло семнадцать, его фотография всегда лежала в его тумбочке… О зяте-нацмене, который однажды, бросив семью, навсегда скрылся в голубых далях родного Кавказа, старался не думать… Вспоминал свою первую жену, тоже страдавшую охотой к перемене мест и однажды упорхнувшую в другую жизнь. Его будоражила тоска по прошлому, пролетевшему большой быстрой птицей, возврата к которому нет, и уже никогда не будет. Душевная маята, хуже самой злой изжоги, и, чтобы спастись от нее, он на крышке посылочного ящика – дочь недавно прислала ему новые краски – принялся что-то изображать…

      Сначала нарисовал роскошный куст сирени, но что-то в ней показалось фальшивым, и он, замалевав ее свинцовыми белилами, вдруг изобразил восьмиконечную звезду, что его удивило и раздосадовало. Ибо еще никогда он этого не делал. С непонятным раздражением покрыл звезду светлой лазурью, а сам вышел на улицу – охладить начинавший наливаться свинцом затылок. Вернувшись, взял на кисть немного газовой сажи и провел по толстому сырому картону черную линию, затем еще одну, вторую, третью… Получился квадрат. Траурная окантовка… Внутри написал готическим шрифтом: «И сказал Бог: да будет свет». Отступил на шаг, вгляделся и не нашел изъяна. Логично, созвучно душевному настроению: хоть и февраль, но до весны уже рукой подать. А что за ней – то же самое, что двигало им целых четыре года? Но продолжение всего этого кошмара невозможно. Всему должен быть предел. Через минуту-другую в нем произошел мировоззренческий взрыв: он ощутил полный тупик, из которого нет даже возврата. И ни в чем нет смысла. Его рука самопроизвольно, механическими движениями стала пластать на картоне мазок за мазком, пока не проявился квадрат беспросветно черного цвета. В итоге получилась космическая ночь в самом центре черной дыры. Ночь в ночи. Тьма во тьме. Душа разрывалась и рыдала, но из глаз Позументова не сорвалось ни единой дождинки, только щеки его еще глубже запали, а сухость во рту – под языком, в гортани и на зубах – грозила превратиться в раскаленный окатыш…

      Попив воды, он улегся на кровать, закрыл глаза и попытался умереть. Он хотел сделать это прежде, чем обитатели барака вернуться с работы. Картонку с черным квадратом он поставил на тумбочку, и в скудном электрическом свете она гляделась совсем неплохо, во всяком случае, нейтрально успокоительно, не навязчиво и абсолютно отстраненно от жизни.

      Но умереть Позументов не успел: дверь вдруг шумно распахнулась, и вслед за морозными клубами в барак ввалились Кривоедов и старлей. На обоих были белые полушубки, перетянутые ремнями и валенки, подбитые лосиной кожей. Раздался так хорошо знакомый зычный, с площадными нотками, голос Кривоедова:

СКАЧАТЬ