Кинопольский волк. Алекс Реут

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ обещал «заменить устаревший марксизм-ленинизм нестареющим социал-дарвинизмом».

      Улица Коммунистическая стала Капиталистической, улица Карла Маркса – улицей Вебера, а улица Энгельса – улицей Герберта Спенсера. Улицы Социалистическая и Революционная стали, соответственно, улицами Черчилля и Чемберлена. Красногвардейская стала сперва Белогвардейской, а потом, внезапно, Фукуямы. Причём большая часть её жителей была уверена, что Фукуяма – это город-побратим где-то в Японии, наподобие минского Бангалора. Французские филологи написали петицию, и улица Берсона стала улицей Бергсона, а Прушинских – Марселя Пруста. Улицу Макаренко хотели переименовать в честь доктора Спока, но в последний момент она стала Зигмунда Фрейда. Улица Карла Либкнехта стала улицей Макиавелли, Розы Люксембург – Чезаре Ломброзо (их окрестности тут же окрестили «итальянский квартал» или даже «коза ностра»). Венчала всё это центральная площадь, где сходились Вебера и Чемберлена: там убрали Ленина, а саму площадь переименовали в честь Столыпина. Ленин, впрочем, не был потерян – он перебрался на соседнюю площадь, сменил голову и дал ей имя Людвига Витгенштейна – кто это такой, Лакс не знал, но человек, наверное, великий.

      Биологи тоже не остались в стороне – на карте были увековечены имена Геккеля, Гулда и Вавилова, плюс где-то на окраине грел сердце переулок имени Мотоо Кимуры.

      Ещё совсем недавно эти названия казались Лаксу неземной музыкой. Такой чудесный город с такими чудесными улицами! А сейчас эту красоту окутывал мрак, и сырой вечерний ветер выполз из своей берлоги.

      Дом шесть был старым, но отнюдь не запущенным. Зелёный и деревянный, он отгородился от мира подобием частокола с небольшой железной калиткой. В траве белели упавшие яблоки.

      Лакс перемахнул калитку, подошёл к крыльцу и заметил, что дверь полуоткрыта. Изнутри доносился гул. Это ему очень не понравилось. Он потянул ручку и дверь отварилась.

      Дом казался нежилым. В пустом коридоре сквозняк тянул по полу обрывок бумаги, а возле плинтусов скопилась пыль. Ковра на дощатом полу не было и Лакс решил не снимать обувь.

      А ещё играла музыка. Медленная, дремотная, тягучая, с колючими гитарными переборами, – Лучевский бы наверняка её оценил. И девичий голос скорее шептал, чем пел:

      Охотники на снегу…

      Вязальная спица в стогу…

      Видеть тебя не могу…

      На полу лежал женский ботиночек с низким каблуком и тонкой подошвой. Чуть дальше – ещё один ботиночек. Кажется, он видел такие на Копи. На небольшом табурете валялась сумка. Лакс свернул в комнату, думая, что там должен быть уже сейф.

      Но сейфа не было. Были громадные, наполовину пустые книжные полки, смятая кровать, ноутбук, на экране которого вздрагивали столбики проигрывателя и школьная форма на полу. Копи лежала на кровати, закутавшись в синий халат. Её трясло, словно на электрическом стуле.

СКАЧАТЬ