немецкий плен. Отец в семнадцатом году вернулся на Украину, вступил в Красную гвардию, воевал за Советскую власть в отряде у Щорса и в полку у Боженко, а после войны вернулся к мирному труду. В 1931 году моего отца арестовали органы НКВД, осудили по политической статье, и заключение он отбывал на строительстве канала Москва – Волга. Весь срок – «на тачке и лопате», отец потом рассказывал, что за время строительства канала погибло 80 % заключенных. Отец вернулся из заключения в 1936 году и стал работать извозчиком в Киеве, у него было две лошади, так он возил на них грузы для различных учереждений. Самое странное, что после того как отец вдоволь нахлебался горького лиха в лагере, он продолжал верить в Советскую власть. Когда отца посадили, то мать с младшими детьми осталась в нашем доме, а нас, меня и старшего брата Давида, он с 1923 года рождения, власти отправили в детдом в село Ракитное под Белой Церковью. Через два года мы с братом оттуда сбежали, прошли пешком 36 километров и вернулись к матери в Васильков. Все мое детство – один сплошной и беспросветный голод, по дороге в школу огрызки с земли подбирал, так кушать хотелось. Наш город Васильков был совсем маленьким уездным городком, примерно 15 тысяч жителей, 70 % из которых составляли евреи. Я сначала учился в еврейской школе, а потом перешел в русскую школу-семилетку № 8, в которой в основном учились дети кадровых армейских командиров, ведь вокруг нашего города находилось немало различных воинских частей. В пяти километрах от Василькова находился аэродром Западынка и большие склады с горючим, в городе размещалось авиатехническое училище, а неподалеку, в Голосеевском лесу, дислоцировались кавалеристы. Перед войной я вступил в комсомол и закончил семь классов школы. Двадцать второго июня на рассвете Васильков подвергся первой бомбежке, бомбили армейские склады с горючим, а потом ночные бомбежки повторялись почти каждый день. Сразу стали действовать немецкие агенты-сигнальщики, подавали летчикам сигналы фонариками и ракетами.
В июле мы решили перебраться из Василькова к отцу в Киев, тогда многие решили оставить городок, спасаясь от приближающейся линия фронта. Люди еще не успевали отъехать сто метров от своих домов, как соседи-украинцы бросались грабить «еврейское добро». Отец тогда снимал угол на Саксаганской, и когда семья собралась уезжать в эвакуацию, то мы с братом решили на один день вернуться в Васильков и взять кое-что из оставленных теплых вещей. Приехали, а наш дом уже подчистую разграблен. Сели в поезд, налетела немецкая авиация и разнесла все вагоны. От Боярки до Киева шли с братом пешком. Добрались до Киева, и нас останавливает комендантский патруль, спрашивают Давида: «С какого года?» Брат отвечает: «С двадцать третьего»: «Твой год уже призывной, остаешься здесь». Потом обращаются ко мне: «А ты с какого года?» – «С двадцать пятого». – «Проходи, свободен!» Дошел до Саксаганской, стоит телега отца, вся семья вокруг. Мама была тогда на пятом месяце беременности. Спрашивают меня: «А Давид где?» – «Мобилизовали». И тут отец говорит: «Я у немцев три года в плену был, на земле у хозяина работал. Немцы не все плохие. Снимай Мишка семью с телеги, мы остаемся, никуда не поедем.» Тогда я взял у отца кнут из руки и сказал: «Ты, батя, оставайся, а мы поедем!» –
СКАЧАТЬ
