Название: 101 разговор с Игорем Паниным
Автор: Игорь Панин
Издательство: У Никитских ворот
Жанр: Публицистика: прочее
isbn: 978-5-00095-207-8
isbn:
– Этой весной вышел ваш роман «Захват Московии», который был встречен критикой прохладнее, чем «Чертово колесо» и «Толмач». Виктор Топоров, в частности, написал, что крайне разочарован этой книгой, а ведь он был вашим издателем и даже придумал название для того же «Толмача»…
– Насчет Топорова есть мнение – если он ругает, значит, роман хороший. И, кстати, насколько мне помнится сейчас, название он не придумал, а сократил – у меня было «Толмач и дезертиры», а он обрубил до одного слова, за что я ему и благодарен. По поводу же «Захвата…» есть, слава богу, и другие мнения и рецензии, вот, к примеру, Дмитрий Бавильский приходит к совершенно иным выводам, чем Топоров.
– То есть не считаете, что «Захват Московии» – это неудача?
– Нет, конечно. Если бы я так считал, то ни я, ни издательство этот роман не выпустили бы в свет. Наоборот, это роман открыл мне горизонты в плане свободы языка. Я думаю, дело в том, что критика ждала от меня чего-то вроде «Чертова колеса», а новый роман оказался совсем другим, как по форме, так и по содержанию.
– Один мой знакомый литератор определил вас как «писателя экзотического». Мол, грузин, живет в Германии, пишет на русском о проблемах эмигрантов и о Грузии. Но вообще, доля истины в его словах, мне кажется, есть…
– Пусть будет «экзотический» – это лучше, чем «ординарный» или «примитивный». Ведь чем экзотичнее – тем интереснее, не так ли?.. И, кстати, «Захват Московии» – это вовсе не об эмигрантах и не о Грузии, а именно о России, какой её видят люди с Запада. И вообще разве так важно, где кто живет и какую кровь несет в себе? Пусть читают тексты и меньше интересуются личной жизнью, только гамбургский счет расставляет все точки над «i».
– Русский язык для вас – родной? А на грузинском никогда не пробовали писать? И если да, то почему предпочли в итоге русский?
– Русский язык – родной, так сложилось. В Тбилиси было много культурных интеллигентных семей, где говорили на русском. До революции, например, как нам известно из прозы грузинских классиков, весь верхне-дворянский слой говорил на французском, на русском и часто только потом уже на грузинском. Я никогда ни на каких языках, кроме русского, не писал и не пытался, хотя очень бы хотел писать по-грузински: тогда моя форма и содержания сомкнулись бы, и не было бы вопросов типа кто он, где родился и где живет.
– Кстати, в «Чертовом СКАЧАТЬ