Колымские рассказы. Стихотворения (сборник). Варлам Шаламов

Чтение книги онлайн.

      Голос сверху:

      – Валюша сказал: хорошо.

      Певец вздохнул облегченно. Мокрый от волнения лоб дымился и казался нимбом вокруг головы певца. Ладонью певец вытер пот, и нимб исчез.

      – Ну, а теперь, – сказал голос, – снимай-ка свою «москвичку». Вот тебе сменка!

      Сверху сбросили рваную телогрейку.

      Певец молча снял «москвичку» и надел телогрейку.

      – Иди теперь, – сказал голос сверху. – Валюша спать хочет.

      Харбинский певец и его товарищи растаяли в барачном тумане.

      Я подвинулся глубже, скорчился, засунул руки в рукава телогрейки и заснул.

      И, казалось, тотчас же проснулся от громкого, выразительного шепота:

      – В тридцать седьмом в Улан-Баторе идем мы по улице с товарищем. Время обедать. На углу – китайская столовая. Заходим. Смотрю меню: китайские пельмени. Я сибиряк, знаю сибирские, уральские пельмени. А тут вдруг китайские. Решили взять по сотне. Хозяин китаец смеется: «Многа будет», – и рот растягивает до ушей. «Ну, по десятку?» Хохочет: «Многа будет». «Ну, по паре!» Пожал плечами, ушел на кухню, тащит – каждый пельмень с ладонь, все залито жиром горячим. Ну, мы по полпельменя на двоих съели и ушли.

      – А вот я…

      Усилием воли заставляю себя не слушать и засыпаю снова. Просыпаюсь от запаха дыма. Где-то вверху, в воровском царстве, курят. Кто-то слез с махорочной цигаркой вниз, и острый сладкий запах дыма разбудил всех внизу.

      И снова шепот:

      – В райкоме у нас, в Северном, этих окурков, боже мой, боже мой! Тетя Поля, уборщица, все ругалась, подметать не успевала. А я и не понимал тогда, что такое табачный окурок, чинарик, бычок.

      Снова я засыпаю.

      Кто-то дергает меня за ногу. Это нарядчик. Воспаленные глаза его злы. Он ставит меня в полосу желтого света у двери.

      – Ну, – говорит он, – на прииск ты не хочешь ехать.

      Я молчу.

      – А в совхоз? В теплый совхоз, черт бы тебя побрал, сам бы поехал.

      – Нет.

      – А на дорожную? Метлы вязать. Метлы вязать, подумай.

      – Знаю, – говорю я, – сегодня метлы вязать, а завтра – тачку в руки.

      – Чего же ты хочешь?

      – В больницу! Я болен.

      Нарядчик что-то записывает в тетрадь и уходит. Через три дня в малую зону приходит фельдшер и вызывает меня, ставит термометр, осматривает язвы фурункулов на спине, втирает какую-то мазь.

      <1961>

      Серафим

      Письмо лежало на черном закопченном столе как льдинка. Дверцы железной печки-бочки были раскрыты, каменный уголь рдел, как брусничное варенье в консервной банке, и льдинка должна была растаять, истончиться, исчезнуть. Но льдинка не таяла, и Серафим испугался, поняв, что льдинка – письмо, и письмо именно ему, Серафиму. Серафим боялся писем, особенно бесплатных, с казенными штампами. СКАЧАТЬ