Проданная деревня (сборник). Борис Можаев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ поехала. Это он про меня сказал: ежели человек веру в себя потерял, ему и бог не поможет. Так я вас понимаю? – спросил Фомич старичка.

      – Истинная правда! Потому как в Писании сказано: самый большой грех – уныние.

      – Будет уж проповедовать… отец Сергей, – сказал с легкой заминкой один из михеевцев – Иван Павлович, как звали его.

      Он был примерно годком Фомичу, такой же чернявый, сухой, с морщинистой шеей.

      – Есть хочется! Да и выпить не грех. – Иван Павлович кивнул на самогонку. – Небось выдохнется.

      Остальные михеевцы были совсем еще молоденькими пареньками, – видать, и в армии еще не служили.

      – Ну, поехали! – Фомич поднял стакан.

      Чокнулись. Пили медленно, тянули сквозь губы, будто не самогонку пили, а закваску, кривились так, что глаза в морщинах скрывались: наконец, выпив, шумно выдыхали воздух и нюхали хлеб.

      – Кряпка!

      – Да, кряпка-а…

      – Господь помилуй!

      – Ты что ж, попом работаешь, что ли? – спросил Фомич старика.

      – Священником, – кивнул сухонькой головой отец Сергей.

      – А что ж у тебя волоса-то не длинные? Волосы у отца Сергея были не то седые, не то белесые – реденькие и короткие.

      – Так он еще у нас молодой поп-то, – сказал Иван Павлович. – Недавний.

      – Поп – и за бревнами приехал… Этого я чегой-то не понимаю, – сказал Фомич.

      – Он вроде бы еще неутвержденный, – сказал Иван Павлович. – Настоящий поп озоровать стал. Будто в алтаре напился допьяна. Старухи взбунтовались и прогнали его. А наш отец Сергей плотником работал. Да псаломщиком был. Вот его и попросили, призвали, значит, миром. Служит… А председатель его от работы в колхозе не освобождает. Ты, мол, еще не настоящий поп…

      – Это ему нагрузка, – сказал осмелевший после выпивки один из парней и прыснул. – Вроде художественной самодеятельности.

      – Васька! – цыкнул на него Иван Павлович.

      А отец Сергей смиренно заметил:

      – Трудимся поелико возможно…

      После второго стакана Фомич снял балалайку. Гармошки-то давно уж не было. Авдотья продала ее, когда Фомич еще в тюрьме сидел, – две посылки ему справила на гармонь-то.

      Фомич ударил по струнам и подмигнул Авдотье:

      – Ну-ка, Дуня, где наши семнадцать лет?

      Раскрасневшаяся, помолодевшая Авдотья подбоченилась, повела плечами и голосисто запела:

      Сыграй, Федя, сыграй, милый,

      Страданьице с переливом!

      И Фомич тотчас же ответил ей припевкой:

      Вспомни, Милка, вспомни, стерва,

      Как гуляли с тобой сперва!

      Михеевские дружно засмеялись, и Иван Павлович выкрикнул:

      – Ну-ка, давай камаринскую!

      Фомич быстро переладил струны на новый строй, заскользил пальцами по грифу, и одна струна стала тоненько и жалобно выводить прерывистую, словно спотыкающуюся мелодию.

СКАЧАТЬ