Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники. Ольга Лодыженская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Наказать «без приема» новенькую, которая и так тоскует без матери. Что это, жестокость? А может, непроходимая глупость?

      К вечеру у Мегеровской было под 40°, а на другой день ее отделили от нас и сказали, что у нее менингит. Дня через три меня выписали в класс, положение Верочки было тяжелое. Когда я вышла из лазарета, все спрашивали меня про Мегеровскую, но я знала не больше, чем они. Оказывается, приходила фельдшерица из лазарета и просила девочек не шуметь и не бегать – наш класс помещался близко от лазарета. А через день Верочка умерла.

      Это была первая смерть в моей сознательной жизни, первый раз я видела покойника. Ее отпевали в институтской церкви. Смерть эта на всех произвела удручающее впечатление. Когда мы пришли после похорон ужинать в столовую, никто не притронулся к еде, плакали буквально все.

      – Это какие-то психопатки, – сказала Ступина нашей классной даме.

      Я задумывалась позднее над этим массовым явлением. Мегеровская была первый год в институте, большинство ее почти не знали. Правда, девочки независимо от возраста и классов относились друг к другу хорошо. Дружелюбие и участие были сильно распространены в средних и старших классах. Тому пример, как к Таше подходили разные девочки. Но все же объяснить этот массовый порыв одной дружбой коллектива нельзя. Конечно, наверно, имело значение то, что для некоторых, как и для меня, это был первый покойник. Но опять же это не главная причина. А основная причина в том, что я называю «бактерией массовых настроений».

      Поясню примером. 32 года из моей жизни мне пришлось прожить в большой коммунальной квартире. У нас жило 9 семей. На кухне и в общих местах сталкивалось 30 человек. Разное, конечно, было, и плохое, и хорошее. Но неизменно я замечала, что настроение жильцов передавалось очень быстро, как инфекция. Стоило кому-нибудь утром выйти в благодушном состоянии, уступить место около раковины, и все становились добры и предупредительны, и наоборот, одна язвительная фраза как спичка зажигала пожар ненависти и склоки. Примером моей теории я могла бы привести чисто исторические события, но пусть все будет на своем месте.

      Под столом в учительской. Кинжальчики Давыдовой

      Прошла Пасха. Мама сумела выхлопотать разрешение не привозить Ташу в институт после праздников, таким образом, в Вербную субботу она уехала домой до осени. Правда, мама обязалась, что летом Таша будет заниматься по-немецки – предмет, по которому у нее выходила семерка. Остальные отметки получились приличные. Это означало, что опять будет гувернантка. Но я уже к ним притерпелась.

      Как-то, незадолго до летних каникул, Вера Куртенэр, рассказывая мне о доме, о Всевчике и Славчике, сообщила, что их отец, ее дядя Коля, большой книголюб – у него в кадетском корпусе очень хорошая библиотека, в которой он сам много работает. Он интересуется старинными книгами и уверяет, что в Запасном дворце были «писцовые книги» XVIII века. А ведь Запасный дворец был раньше в нашем институтском здании.

      – Так вот, – СКАЧАТЬ