Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922. Виктор Минут

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ какое впечатление эти драконовские меры производили на публику. Настроение ее можно было наблюдать в длинных очередях за керосином и другими предметами первой необходимости. В этих хвостах приходилось простаивать часами, и чего только за это время не переслушаешь. Можно было услышать мнение представителей всех слоев общества, так как всем приходилось отбывать здесь свою очередь.

      Первое время низшие классы – мелкие ремесленники, мещане, рабочие и пролетариат, в точном значении этого слова[21], – были всецело на стороне большевиков, приветствуя все их мероприятия, направленные против так называемых буржуев, к каковым причисляли не только имущих людей, но вообще всю интеллигенцию, хотя бы у интеллигента и гроша медного за душой не было. Но затем, когда целый ряд стеснений и ограничений, внесенных большевиками в общественную жизнь, коснулся и низших классов общества, мнение их о них начало меняться. Все чаще и чаще начали раздаваться голоса против большевиков, все чаще и чаще указывали на них как на главных виновников происходившей разрухи, от которой одинаково страдали как богатые, так и бедные, последние даже больше, несмотря на все старания большевиков досадить главным образом «буржуям». Большевики, конечно, с помощью прессы и митинговой пропаганды пытались свалить всю вину на саботажников-интеллигентов, но этому уже мало верили. К весне 1918 года редко, редко когда можно было услышать сочувствие большевикам. Всюду их ругали, но с оглядкой, и тотчас же умолкали, как только хотя бы издали появлялся красногвардеец или милиционер. Да и то открыто, на улицах, ругал большевиков только свой брат простолюдин. Забитые, затравленные интеллигенты и «буржуи» не смели громко выразить свой протест и изливали свою скорбь и негодование, сидя у себя дома в четырех стенах, в кругу своих близких и единомышленников. Настолько слабыми и ничтожными считали они себя по сравнению с полными энергии и грубой силы большевиками.

      Решив после большевистского переворота оставить службу, дабы советское правительство, основываясь на моих обязательствах как военнослужащего, не могло бы потребовать мое сотрудничество, я начал хлопотать об отставке.

      Оставшийся за начальника Генерального штаба и за военного министра генерал-майор Потапов{95}, бывший военный агент в Черногории, мой старый знакомый, уговаривал меня повременить, оттягивая отставку со дня на день. Когда я ему говорил, что при настоящих условиях, когда за спиной у каждого начальника постоянно торчит по комиссару, в атмосфере обидного недоверия я служить положительно не в силах (принципиальный отказ от службы у большевиков в разговоре с ним был неуместен), Потапов обещал устроить меня в Военно-историческую комиссию по описанию настоящей войны{96}, где я буду работать в совершенно нейтральных условиях. Комиссию эту Потапов, по его словам, проектировал именно с той целью, чтобы сохранить офицеров Генерального штаба и не дать им рассеяться так, что потом и не соберешь.

СКАЧАТЬ