Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928. А. В. Еропкин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ среде были и кадеты; были кадеты, хотя и плохонькие, и у нас в Рязани; и вот против них-то и приходилось вступать в коалицию с крестьянскими депутатами.

      Лукашин первое время в Думе был очень мне признателен, и даже места мы с ним заняли рядом. Однако постепенно под влиянием трудовиков, укорявших его в близости к «господам», он как-то отдалился; но все же дальше прогрессистов он не пошел; лично со мной сохранил хорошие отношения на пять лет.

      Теперь, в третьей Думе, решающее значение приобрела уже партия октябристов, самая многочисленная; но все же абсолютного большинства октябристы не имели, и им при голосовании приходилось вступать в блоки то с националистами, то с прогрессистами и даже левыми. Чаще всего, конечно, голосовали с националистами, которыми руководили граф Бобринский[172], Шульгин[173] и Балашов[174]. Впрочем, Балашов был нужен им как денежный мешок; иного влияния по своему характеру он иметь не мог.

      Разрыв националистов с правыми произошел в самом начале третьей Думы по вопросу об ответном адресе государю. Правые постановили поместить в адресе титул «самодержавный». Получался скандал, если бы такой титул был послан от Думы после Манифеста 17 октября.

      По этому вопросу в Думе были мобилизованы лучшие силы, и от октябристов выступил знаменитый оратор Ф. Н. Плевако; он произнес тогда одну из лучших речей, призывая членов Думы к благоразумию: «Вам дана тога мужа, а вы просите детскую рубашку» – такие фразы переходят в историю.

      К сожалению, Плевако приехал в Думу уже совершенно больным человеком, с сильнейшим артериосклерозом, от которого он вскоре и скончался. Но все же я думаю, судя по нескольким его выступлениям, что он не мог быть политическим оратором. Конечно, он произносил бы умные и блестящие речи, но он не чувствовал бы себя в интимной обстановке судебных установлений, где он был неподражаем, когда нужно было найти путь к сердцу, к чувству слушателей. Этот метод совершенно не подходит к политическим собраниям с сотнями и тысячами слушателей, где нужен темперамент, пафос или сарказм, главное же – сила легких. Плевако был велик в камерной обстановке, он не был народным трибуном, как, например, Родичев.

      Эта метаморфоза в Думе произошла со многими выдающимися ораторами: я уже указывал на Стаховича; то же произошло с нашим рязанским земским оратором князем Волконским: в земстве его слушали с величайшим вниманием, и выступления его являлись событиями дня. А в Думе он сошел на нет, его сердечные порывы не находили отклика в слушателях, скорее, вызывали насмешку, и Дума его не слушала.

      В Думе выдвинулись совсем новые ораторы, которых раньше не знали: от кадетов, например, Шингарев, от прогрессистов – Львов[175], от националистов – граф Бобринский, от правых – Пуришкевич, от социалистов – Керенский[176]. Были ораторы камерные – это Шульгин, Гучков, которых слушали в глубочайшей тишине. Но они выступали редко, ибо знали, что внимание Думы скоро притупляется, а тромбонов они в своем распоряжении не имели.

      Как это СКАЧАТЬ