В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва. Сергей Дурылин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ узким и длинным лотком и выкрикивали деловито, но не протяжно, точно немножко стесняясь своего товара:

      – Кошкам – флейш!

      Почему последнее слово было «флейш», а не «мясо», постичь никогда не мог.

      Обычно эти кошачьи благодетели получали от кухарок и хозяек помесячную плату за определенную порцию «флейша» по числу наличных кошачьих душ в доме, и каждое утро, к неописуемой радости Васек и Машек, отлично знавших голос своего благодетеля и час его появления, кухарки получали обусловленную порцию «флейша» и потчевали ею мудрый кошачий народ.

      Народ этот, надо сказать, пользовался известным почетом в елоховских «палестинах».

      Помню, я, уже взрослый, спросил одну старушку:

      – Ну как, бабушка, живешь?

      – Слава Богу, – отвечала она, – и пеу́н, и мяу́н есть.

      Это значит: живет она своим домком, и петух у ней есть с курочкой, и кот у ней есть, неспящий защитник ее хозяйства от многовредительного мышачьего народа.

      Воззрение этой старушки на кота – к чести ее будь сказано – не далеко отстояло от воззрения Шарля Бодлера, который, испытанный скорбями и соблазнами «искусственных эдемов», выразился о своем собственном коте:

      То мой домашний добрый гений —

      Быть может, дух он или бог:

      Как правосуден, мудр и строг

      Царит он посреди владений!

      (Мой перевод. – С. Д.)

* * *

      В самый разгар 1905 года я поставил себе однажды вопрос:

      – Можно ли в Москве умереть с голоду?

      Это был прямой и точный вопрос: я не спрашивал себя, можно ли в Москве остаться без работы, можно ли остаться без теплого угла, можно ли в Москве холодать, наготовать, я спрашивал лишь, можно ли голодать, в тесном, собственном смысле слова, и дойти до голодной смерти?

      Я знал к тому времени довольно хорошо жизнь мещанских, ремесленных и фабричных углов и знал, как трудна и горька была жизнь во многих из этих углов, но я знал и то, как, чем и где питается эта народная Москва, и чем больше узнавал это, тем тверже и крепче принужден был ответить на свой вопрос:

      – Нет, в Москве с голоду умереть было невозможно.

      Сколько нужно было, чтобы в Москве в первой половине 1900-х годов сытно пообедать одинокому человеку в теплом помещении за чистым прибором, за столом, накрытым скатертью?

      В любой столовой попечительства о народной трезвости, которых с начала 1900-х годов пооткрывалось много в людных местностях Москвы, в том числе и на Немецком рынке, пообедать там стоило 7 копеек. Я сам много раз обедывал за эту цену, и вот как обедывал.

      За эти 7 копеек давали глубокую, с краями, тарелку жирных мясных щей и такую же тарелку гречневой каши с говяжьим салом. Черного хлеба при этом полагалось есть «сколько влезет». После такого обеда – по желанию с фунтом, с полутора, с двумя черного хлеба – человек вряд ли мог уже не только «умереть с голоду», но вряд ли к человеку, ежедневно так обедающему, шло бы название «голодающего» СКАЧАТЬ