И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся. Юрий Безелянский
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся - Юрий Безелянский страница 41

СКАЧАТЬ вопрос Сталина, почему Пастернак не хлопотал о Мандельштаме: «Я бы на стену лез, если бы узнал, что мой друг поэт арестован». Пастернак неубедительно ответил про писательские организации. А затем, растерявшись (а может быть, это вынырнуло из подсознания?), заявил: «Да что мы о Мандельштаме да о Мандельштаме, я давно хотел с вами встретиться и поговорить серьезно». «О чем же?» – спросил вождь. «О жизни и смерти», – ответил Пастернак. Сталин тут же повесил трубку. Последовали гудки отбоя разговора.

      Всю вторую половину 30-х Пастернак подвергался нападкам прессы. Суть критики выразил Александр Фадеев в 1937 году на писательском пленуме, посвященном столетию гибели Пушкина. «Возьмем Пастернака… – декларировал Фадеев. – Я думаю, что он просто находится в каком-то странном положении. Я не знаю, сам ли он до этого додумался или есть какая-то тень старых дев, которые на него дуют и раздувают это его представление, но, очевидно, он считает, что надо стоять особняком к общему движению народа вперед. И он “играет” в какое-то свое “особое мнение”. Занимает какую-то будто бы “самостоятельную” позицию, ставит себя отдельно от всех. Может быть, в этом, по его мнению, состоит продолжение пушкинских традиций? Может быть, семь старых дев стоят и дуют на него: “Смотри, вокруг тебя все маленькие, а ты вроде Пушкина – большой и самостоятельный, – он ничего не боялся, писал то, что считал нужным, целесообразным. Так и ты живи!”»

      Пастернаку в ответ пришлось оправдываться и доказывать свою лояльность стране и партии. И в том же 37-м Пастернак вновь продемонстрировал свое особое мнение, отказавшись поставить подпись под обращением писателей с требованием расстрелять Тухачевского и Якира, руководителей Красной армии. Удивительно, что и этот демарш Пастернаку простили, не арестовали, не завели на него дело, а просто перестали печатать. Что оставалось делать? Пастернак взялся за переводы. Кто-то из сатириков пошутил:

      Живи, Шекспир! Ты Пастернаком

      Переведен – и даже с гаком!

      Но травля Бориса Леонидовича продолжалась. Алексей Сурков в газете «Культура и жизнь» упрекнул Пастернака в «скудости духовных запросов», в неспособности «породить большую поэзию».

      Ну а после войны началась вакханалия с романом «Доктор Живаго». Роман был напечатан на Западе, и 23 декабря 1958 года Борису Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе. И тут поднялась настоящая буря неприятия и ненависти (и зависти?!): как посмел издать книгу на тлетворном Западе – изменник, «литературный сорняк» и прочая брань. Нашлись с избытком и голоса народа: «Я Пастернака не читал, но считаю…». И что самое прискорбное, высказывание коллег по писательскому цеху с требованием изгнать Пастернака из советской страны немедленно вон – «Мы не хотим дышать с Пастернаком одним воздухом» (Борис Полевой, настоящий человек).

      Пастернак был вынужден отказаться от Нобелевской премии, и ему милостиво разрешили остаться на родине. Поэт был растерян:

      Я пропал, как зверь СКАЧАТЬ