Царь Борис. Константин Владимирович Кокозов

Чтение книги онлайн.

      За считанные недели и месяцы Борька набрал упругое тельце, широкие румяные щёки прямо хотелось ущипнуть, а редкие рыжие волосы на головке послушно ложились в ту сторону, куда любили их укладывать с гребешком старшие сестрички. Превратившийся в этакого откормленного бутуза, Борька в девять месяцев от роду стал ходить, а ещё через несколько месяцев стал выговаривать первые слова. В год с небольшим, когда кто-то из соседей спрашивал, как зовут его маму и папу, он, не задумываясь, отвечал: «Сетыле, пять». «А кого – четыре?», – улыбались старшие. «Нет, сетыле, пять», – снова отвечал Борька и отворачивался от назойливого дяди или тёти.

      Так и пошло по деревне для Борьки прозвище – «Четыре – пять». Выходят вот Дарья с Борькой на улицу в солнечный ясный день прогуляться. Идущая навстречу женщина поздоровается с Дарьей, а сама норовит ущипнуть Борьку за щёчку и при этом приговаривает: «Ну что, четыре – пять, сосём мамкину титю?». В дальнейшем такие фразы соседей стали приобретать для Борьки особое значение. Дело в том, что по прошествии месяцев мать не могла его отучить от груди. Как-то потребовалось отцу и бабушке остаться в своём доме, а Дарье с дочками следовало пожить несколько дней в своём. Надеялись, что Борька, не видя мать, за это время отучится просить грудь. Но куда там! Прошло только полдня, как Борька поднял в доме такой вой, что в ближайших избах переполошились: не режут ли кого у Елиных? Давали ему коровье и козье молоко – отворачивался. Пришлось и дальше, почитай, до трёх лет кормить мальчишку грудью. Видно, поэтому Борька рос упитанным, не по годам рослым мальчишкой. И стыдили его отец и сёстры: «Бугай такой, к маме за титькой!». А ему «хоть бы что, – захочет молока – тащит мамку за занавеску и требует кофту расстегнуть. Отучился только, когда Дарье пришлось по болезни отправиться на восемь дней в городскую больницу. Возвратилась – Борька сидит за столом и ложкой щи наворачивает…

      Иван радовался, глядя на Борьку: «Видно, ростом и силой пошёл сын в меня». Да, только вот что-то больно стеснительным рос Борька, боится и прячется, увидев чужого человека.

      Это в дедушку Силантия, – говорила Дарья, – царство ему небесное. Он ведь какой был у нас: не очень любил разговаривать среди народа. Всегда стоял в сторонке и слушал, не вмешивался ни в какие споры.

      Ну, в нашем роду тоже особо крикливых-то не было. Вот поговорить – да, – о том, о сём, обо всём, что в государстве делается, что в деревне нашей творится. Про это у нас в доме завсегда говорили. Но вот таких боязливых вроде не было…