«The Coliseum» (Колизей). Часть 2. Михаил Сергеев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ склонилась в одну, потом в другую сторону. Пустые глазницы при этом оставались на месте, будто изучая гостью, словно выдавая неполную слепоту пленника. Она поежилась.

      – Оглядись – сколько сытых и довольных даже не слышали о тенях! Не во дворцах – в трущобах. Считая себя зрячими и представь – живыми!

      Женщина побледнела – это были слова мужа.

      – И все вершат самоубийство. Ругая невестку, даже не ведают: будь другая – повесились бы.

      – Боже, что вы такое говорите…

      – Кто увидит в калеке укор, говорящий о надуманности собственных жалоб? Несчастный протягивает не руку, а конверт – тот самый, черный, с ранами на вашей совести. Лекарство предлагает, а не просит. Ведь подавая, лечите себя. Но тратят на другое. Горе покупая. Потому что без главной заповеди, – кулаки мужчины снова сжались, – «Да любите друг друга», вы уже калеки. И всё пойдет прахом. Да разве не читала Бунина?! Второй том? Госполитиздат, восемьдесят третий год?

      Метелица, уже не удивляясь обороту, опять вспомнила Андрея.

      – Люди научились так изощренно топтать человеческое в себе, что онемел и главный инквизитор. Они объявили бесчеловечной веру, которая лишает их свободы! Да! Вера лишает их этого. Первая цензура. Ибо совесть – есть ограничение. И жизнь – цена запрета, данного в Раю – не вкушать ее! Свободу! Но тянутся к запретным плодам и умирают…

      Лена не могла уже просто стоять и слушать. – О, боже! – произнесла несчастная, закрывая глаза ладонью. – Мамочка, мама, как ты там одна… – спасительная мысль о доме была отчаянным шагом разума, которому все равно как защитить плоть. Пусть на секунду, на мгновение. Право быть холодным, обретенное с кисловато-горьким вкусом того самого плода, не принесло человеку счастья. И сослужило плохую службу. Но не в этот раз. Разделенные временем и пространством, двое – мать и дочь, продолжали чувствовать друг друга, связанные незримой нитью, что сменяет пуповину новорожденного, становясь прочнее всех начал, сильнее всякого зла, храня и передавая отпечаток великой доброты, о которой и говорил закованный в железо. – Мамочка, – повторила наша героиня, – ты даже не представляешь, как мне тяжело, как не хватает тебя. Но обещаю, они не дождутся еще одной потери, еще одного шрама на твоем сердце – я смогу, – ладонь опустилась, глаза смотрели уже прямо, – я вынесу, пройду и пронесу.

      А голос будто добивал:

      – И люди трудятся, не покладая рук, «обрастая» и накапливая, забывая, что именно «любящий деньги, именно такой человек чужд лености более других… слышишь?! – чужд!.. – ибо ежечасно повторяет слова Апостола: «Не трудящийся, да не ест!», а руки мои послужат мне и живущим рядом»![35]

      Елену будто ударило током:

      – Да неужели и… труд… не благо? Да как же?! Как принять?! Разделить такое?!

      – Порабощенный наживой трудоголик никогда не сопьется, повторяя: я делаю это во благо и для людей! Как и жаждущий места своему имени на обложке глянца. Но оба посечены ржавчиной, и оба прах.

      Лена СКАЧАТЬ