«The Coliseum» (Колизей). Часть 2. Михаил Сергеев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ прищурилась, все еще улыбаясь, и голова закачалась из стороны в сторону:

      – Ой, Людка, Людка… кто ты? – ложечка закружилась, размешивая кофе. – Как звать? Провидица? Пифия? Или блаженная? – и тут же опустила глаза, задумавшись.

      С минуту обе молчали.

      – Слушай, – ложечка уже была спокойной, – а Елена, помнишь, случай с Тургеневым рассказывала… на пароходе? Тот, что Панаева описывает. Всё подводила к тому, будто человеческое в известном имени важнее таланта… и если первого нет, второго быть не может по определению?

      – Ну, и повороты у тебя, Галка, – Толстова тревожно посмотрела на входные двери. – Ведь только что прошли, видела. Куда понесло? А Тургенев… так и Достоевский о нем в «Бесах» то же самое говорит.

      – Н-да… если так… сколько пьедесталов из песка? Кого в учебниках оставим?

      – А я давно делю. И учу тому же.

      – А в отношении себя как жены? Твое мнение? Такое же? Если человек в тебе весьма своеобразен, способен на некоторые, скажем… не совсем правильные проступки? – и, видя удивление в глазах подруги, уточнила: – В нас, в нас, чутких, нежных, ласковых… и не только с мужем… тогда звание «жены» какому определению подлежит? Или покушаюсь на терпимые вариации?

      Толстовой стало не по себе, но она промолчала.

      Галина снова задумалась, снова отхлебнула и, будто перелистывая страницу, заключила:

      – А может… в случае измены ни за что не признаваться мужу?

      – Ни при каких обстоятельствах. Стоять насмерть, – Толстова, соблюдая ритм, медленно разорвала салфетку на четыре части, бросила на стол и звучно поставила сверху чашку. – Вот так!

      Брови Галины поползли вверх:

      – Ну, вот тебе «и взоры томные, и ветреные речи».

      – Знаешь, иногда лучше быть доброй, чем правдивой.

      Подруга вздохнула с облегчением:

      – Хоть в этом мы похожи.

      – Похожи, Галь. Как и все бабы. Только мотивы разные…

      – Это уж как оценивать… и кому. Одинаковы они, Люд, испокон века. И мотивы, и оправдания. А называются «правдой жизни», ее модно нынче поминать и в слезах, и в литературе.

      – Правда жизни?! Уволь. – Толстову передернуло. – Единственный аргумент бездарности, которая оправдывает пошлость! Читала «Русскую блудницу» Ерофеева? Ведь тоже – жизнь! И правда! Как и член у Нуриева на плакате того спектакля. Кто поспорит? И какой вывод? Писать? Ставить? Показывать? Только, правда и в том, что когда сжигали детей в печах Освенцима – они умирали не сразу, мучились! И кричали: мама! Мама!.. – это тоже жизнь! А давайте, снимем игровой фильм! С такими деталями. Да подрастянем кадры. Мук-то. Знаешь, какие деньги принесет? А вот «правдивые» знают! И актеры, Галь, сыщутся! За деньги те и уродуют своей «правдой» чужие души, прикрывая собственную разнузданность. Умирать-то в разнузданности поодиночке страшно! А вдруг все-таки суд? Нас тянут. Не-е-ет, добрым лучше, чем правдивым!

      – Да он же не киношник! – попыталась сбить подругу Галина.

      – А деньги от натурных съемок СКАЧАТЬ