Тильда (сборник). Диана Арбенина

Чтение книги онлайн.

      Фима поднялся, подошел к нам:

      – Парни, как хотите, я уже спекся. Сейчас окунусь и быстро обратно. Он все равно будет сидеть здесь три часа.

      – Постой, Фима, – резанул по нему Павлик. – Сейчас скажет, и вместе пойдем.

      – Бля… ну жду-жду! – сморщился Фима. – Устроили тут… кино и немцы.

      – Что? – поднял к нему голову Павлик. – Не понял, что?

      – Да жду я, жду. Жарко просто.

      – Короче, жидяра, говори. Я считаю до трех. раз… – Павлик склонился над пепельным новеньким. – Раз…

      – Моя мать – жидовская сучка, отец – жид-ворюга, – сказал Давид.

      – Сказал! – выдохнул Олег.

      – Еще два раза, тварь, – сказал я.

      – Моя мать – жидовская сучка, отец – жид-ворюга, – повторил Давид.

      – Все. Вали отсюда, – сказал Павлик.

      – А третий раз? Для меня? – завопил Фима.

      – Вали отсюда, – повторил Павлик. – Свободен.

      Новенький подобрал очки, надел их, поднялся и пошел прочь. Я стал стягивать шорты, готовясь рвануть в спасительную воду.

      – Постой, – сказал Павлик и шагнул ко мне. на солнце блеснула сталь «Вальтера».

      Павлик вложил пистолет в мою податливую горячую ладонь.

      – Стреляй. Давай! Пока не ушел далеко.

      Пацаны остолбенело молчали.

      – Стреляй. Че, не понял? Быстро! Быстро! Быстро! – заорал Павлик.

      Я поднял руку и прицелился. Было нестерпимо жарко. Я очень люблю входить в воду стремительно, лучше всего с какого-нибудь высоченного пирса, чтобы тело, вспоров поверхность соленой морской влаги, испытало мгновенный бешеный восторг. Мама говорит, что я, когда выныриваю, всегда улыбаюсь. Я ей верю. Только когда успевает появиться улыбка, не понимаю. Под водой же улыбаться невозможно!

      – Стреляй, – повторил Павлик.

      Я совместил мушку с черной курчавой головой новенького и выстрелил. И еще, и еще раз.

      Так хотелось купаться, что даже рука не дрожала.

      Тильда

      Сначала мешали детские голоса в соседском бассейне, потом порезанный палец, а до этого пару дней сровнял с землей джетлаг. И вообще, я же не писатель никакой, я же никакой не писатель. И так быстро уходит лето, и не хочется боли и напрягаться, к тому же я уже не смогу ей помочь. Я уже никогда не смогу ей помочь, и никто не сможет.

      Но красный бутон рододендрона на асфальтовой дорожке пасмурным утром, а до этого пятилетний мальчик-альбинос в джиме детского кэмпа – все это знаки знаки знаки, кусающие мою душу и льющие раскаленный кофе в жерло моей совести.

      И наступил день. И он сегодня. И сегодня я все-таки все расскажу.