Новые времена, новые требования, только зарплата старая и надо сказать весьма низкая. Найти кочегаров оказалось совсем не просто. Молодые парни, способные кочегарить, как правило подрабатывали нанимаясь на дачи к зажиточным москвичам, где получали приличные деньги. Да большинство из них злоупотребляли алкоголем. На кочегаров были приглашены, по очереди, несколько местных мужиков. Но их пришлось быстро менять. Побеждал зеленый змей. Полупьяные работали плохо, под утро допотопные котлы остывали и с кочегарами пришлось расставаться. Директору это никак не могло понравиться. Он нервничал, иногда корил нерадивых, даже кричал, грозил и в конечном счете прогонял. Приближалось время заезда детей, а неисправностей в обеспечении теплом, водой, оборудованием, самым различным, не убавлялось. Да и сидеть на двух стульях сразу, в доме культуры, где он оставался директором и директором оздоровительного комплекса никак не получалось. Он мотался туда и сюда, это не ближний свет, около ста километров. Когда его в лагере не было работа прекращалась или велась кое-как. Заместитель его, в делах обеспечения жизнедеятельности лагеря, не принимал – он оставался по-прежнему старшим пионервожатым, да его и рабочие всерьез не принимали. Был в лагере еще один из бывших работников, долго работавший с прежним директором – Григорий Октябринович Рощин. Этот прекрасно разбирался в электрике, сантехнике, знал наизусть все проблемы с котельной, очистными сооружениями и вообще со всем хозяйством. Григорий ушел на заслуженный отдых более пятнадцати лет назад, но продолжал работать. Он знал каждый уголок в лагере, каждый мотор, трубу и вентиль, но его не молодых рук явно не хватало на все дырки. Да и возраст давал о себе знать. Оформлен он был электриком и сторожем одновременно, а выполнял практически любую работу, кроме столярки. Из него получился бы хороший заместитель по хозчасти, но возраст, возраст, здоровье, зрение и прочие прелести старости. А кто возьмет на себя ответственность сделать его заместителем директора, если он может в любой момент отказать, как дважды отработавший свой ресурс механизм. И сам Григорий не жаждал места, все по той же причине. Он хотел остаться только сторожем, но никак не получалось. При любой неисправности, поломке, отказе – звали Григория Октябриновича, и он будучи уже только сторожем, продолжал мотаться на своем москвиче или запорожце, из поселка, где он жил, в лагерь и обратно. Ни раньше, ни позже реальной власти у Рощина не было, ну соответственно этому, его воспринимали другие работники – кочегары, уборщицы, плотники, которые менялись слишком часто, адекватно его статуса – пожилого сторожа. Его выслушивали, кивали, но делали по своему, а жаловаться на других Григорий не мог, не имел права и это походило бы на стук. Фактически он выполнял обязанности заместителя по хозчасти, но не имел ни полномочий, ни желания.
