Литературный оверлок. Выпуск №4 / 2017. Иван Евсеенко (мл)

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ так устал от своей жизни, что не желает проводить в состоянии бодрствования даже ее последние часы.

      Между тем место было подготовлено для казни. Плотники сколотили эшафот двухметровой высоты, с трехметровыми сторонами помоста, с перилами и прочной лестницей – такого великолепия в городе еще не бывало. Кроме того, они соорудили деревянную трибуну для почетных гостей и ограду, чтобы удерживать на расстоянии простонародье. Места у окон в домах слева и справа от площади и в здании стражи давно были сданы внаем по бешеным ценам. Даже в богадельне, расположенной несколько наискосок, подручный палача снял на время у больных их комнаты и с большой выгодой пересдал их любопытствующим взглянуть на казнь. Продавцы лимонада кувшинами запасали лакричную воду, гравер отпечатал несколько сотен экземпляров портрета убийцы, сделанного в тюрьме и весьма приукрашенного полетом фантазии, бродячие торговцы дюжинами стекались в город, пекари пекли памятные пряники.

      Палач, Ибрагим, которому уже много лет приходилось совершать казни через повешенье, и тот ходил к старым эшафотам, чтобы поупражняться в своём опостылевшем до сего момента деле на чучелах. Он чувствовал себя обновленным, только назначенным на должность и крупно волновался. Он ведь не имел право ошибиться, а должен был наверняка подвесить за голову ишака так, как на базарной площади мясники кровяные сосиски, а это – сложная задача, требовавшая величайшей чувствительности пальцев.

      Жители города готовились к этому событию как к торжественному празднику. То, что день будет нерабочим, было понятно само собой. Женщины наглаживали свои воскресные наряды, мужчины выколачивали пыль из сюртуков и до блеска начищали сапоги. Те, кто имел военный чин или занимал должность, был цеховым мастером, адвокатом, нотариусом, главой братства или еще чем-то значительным, надевал мундир или мантию, ордена, шарфы, цепи.

      Все предполагали post festum собраться в мечети для богослужения. В кухнях уже вовсю пекли и жарили, из подвалов несли вино, с рынков – цветы для украшения столов.

      В одном доме Ислама Инала было тихо. Он запретил себе всякую подготовку ко Дню освобождения, как назвали в народе день казни. Ему все было отвратительно. Отвратителен внезапно воскресший ужас людей, отвратительно их лихорадочное предвкушение радости. И сами они, эти люди, все вместе, были ему отвратительны. Он не участвовал ни в представлении преступника на центральной площади, ни в процессе, ни в омерзительном променаде зевак перед камерой осужденного. Он кратко и сдержанно дал свои указания и попросил оставить его, и это было сделано. Он был так полон отвращения, отвращения к миру и к самому себе, что не мог плакать. И к ишаку он испытывал отвращение. Он не желал больше видеть в нем друга человека, но видел жертву, обреченную на заклание. Он увидит его только в момент казни, когда тот будет болтаться на эшафоте, вот когда он его увидит, увидит СКАЧАТЬ