Могила Ленина. Последние дни советской империи. Дэвид Ремник

Чтение книги онлайн.

      Обед был с пылу с жару, сытный и долгий. Я давно убедился, что русские реакционеры превосходно готовят. Нина Александровна стряпала исключительно. С учетом того, что в Ленинграде продуктов почти не было, а в провинции дела обстояли еще хуже, этот обед казался чудом.

      Отдав должное своей готовке, Нина Александровна откинулась на спинку стула и стала рассказывать о своей жизни.

      “Я родилась 12 октября 1938 года в Ленинграде, в простой семье, – начала она. – Меня крестили, я до сих пор помню, как на Пасху звонили колокола. Чувство было, как будто тебя уносят прямо в небо. Но я реалист. Религия – просто прекрасная сказка о том, что, отстрадав на земле, нам потом будет лучше. А коммунизм основан на твоих реальных действиях, на том, что ты сегодня сделал.

      Мои родители были крестьяне из Калининской области, это Центральная Россия. В 1929 году, когда начался голод, они уехали в город. Мой отец, моя мать и мой старший брат влились в ряды пролетариата. У моего отца было всего четыре класса образования, а у матери еще меньше. Семья моей матери считалась зажиточной. У них было десять человек детей, лошадь, лодка с маленьким мотором. Корова тоже была, но дети всегда ходили полуголодные.

      Когда началась война, мама рыла окопы в Ленинграде. Она и одна из моих сестер работали в госпитале, куда привозили раненых солдат. Меня, трехлетнюю, эвакуировали вместе с двумя моими братьями и их классом. Мама уехала из Ленинграда на последнем поезде. После этого всякая связь с Ленинградом прервалась.

      Моя старшая сестра ушла на фронт и погибла в 1943-м в Донбассе. Ее муж, комиссар противотанкового дивизиона, погиб через неделю после нее. Мой отец воевал на Ленинградском фронте. Старший брат тоже воевал.

      До 1944 года мои сестры, мама и я жили в Угличе. У нас была комната в коммунальной квартире, 22 или 24 метра, но там, кроме нас, жили еще две семьи. Был стол – я не понимала, почему его не пустят на растопку, – кровать без белья. И все. Ни тарелки, ни ложки, ни стакана. Абсолютно пусто. Мы не падали духом, повесили в красный угол портрет Ленина – туда, куда православные вешают иконы. А потом к нам пришли и сообщили, что брата и отца, служившего в артиллерийском дивизионе, убили на фронте.

      В 1953 году, когда мы уже вернулись в Ленинград, мы узнали, что умер Сталин. Я была в шестом или седьмом классе. Везде был траур. Всех детей построили на линейку, директор говорил нам о Сталине. Все учителя плакали. Завуч так рыдала, что не могла говорить. Мы стояли и еле сдерживали слезы. День был пасмурный – весна, но солнца не было. Мы все оделись и вышли на Невский проспект, пошли к памятнику Екатерине Великой. По радио передавали траурную музыку. У всех было горе, и все думали: «Что же теперь с нами будет?»”

      У Нины Александровны перехватило горло, и какое-то время она не могла продолжать. Затем помотала головой, будто отгоняя что-то, полусердито, полупечально. К чему было продолжать? Вряд ли ее надежды могли сбыться. Хрущев, сталинский СКАЧАТЬ