Могила Ленина. Последние дни советской империи. Дэвид Ремник

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Великолепная система жизнеобеспечения – миллионы агентов, осведомителей, милиционеров, надзирателей, адвокатов и судей, столпившихся у постели больного, – позволяла старому тирану дышать. Их бдительность была достойна восхищения.

      “Можно сказать, что на каждого месье – свое досье, – сказал мне Бродский, когда я навестил его в нью-йоркской квартире. – Едва ты становишься хоть немного известен, на тебя открывают досье. В него попадает и то и се, а если ты писатель, то оно пухнет как на дрожжах. Такая неандертальская форма компьютеризации. Постепенно твое досье начинает занимать на полке слишком много места, и кто-то, просто зайдя в кабинет, говорит: «Большое досье. Пора брать»”.

      Бродского взяли. На суде в Ленинграде он столкнулся с самим существом режима, с его особым языком.

      Судья: А вообще какая ваша специальность?

      Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.

      Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?

      Бродский: Никто. А кто причислил меня к роду человеческому?

      Судья: А вы учились этому?

      Бродский: Чему?

      Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить Вуз, где готовят… где учат…

      Бродский: Я не думал, что это дается образованием.

      Судья: А чем же?

      Бродский: Я думаю, это… от Бога…

      Перед тем как в 1972 году покинуть страну, Бродский по русской традиции написал письмо царю:

      “Уважаемый Леонид Ильич… <…> Язык – вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны. <…>…переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге”.

      В письме Бродского, в манифестах Сахарова, во всех посланиях и творениях диссидентов слышалась нота безнадежности. Мысль о переменах, о том, что слово может сопротивляться государству, казалась мечтой, утопией, которая разве что могла пережить день и дотянуть до следующего утра. Перед самой высылкой Солженицын составил “Письмо вождям Советского Союза”. “Ваше заветное желание, – писал он этим вождям, – чтобы наш государственный строй и идеологическая система не менялись и стояли вот так веками. Но так в истории не бывает. Каждая система или находит путь развития или падает”. С этими словами Солженицын покинул родину.

      В самый разгар антидиссидентской кампании Лидия Чуковская, написавшая повесть о времени террора, пока тщетно ждала возвращения мужа из лагеря, встала во время заседания Союза писателей и произнесла:

      – Готова поручиться, что в столице нашей родины, безусловно, будут и площадь имени Александра Солженицына, и проспект имени академика СКАЧАТЬ