Любимец Израиля. Повести веселеньких лет. Аркадий Лапидус

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и оболтус!

      Дверь хлопнула. Мы сидели ни живые, ни мёртвые. Если бы Мишка сейчас ещё и нас бы обнаружил, то, наверняка бы, лопнул.

      – Сами вы бездельники! То есть бездельницы! – выкрикнул он отчаянно и умолк.

      – Ой, что это я… Они же действительно не подшефные… – заговорил он через некоторое время более или менее нормально и прямо на глазах стал меняться.

      – С ними же по-другому надо… – продолжал он и оттаивал. – Ну-ка, моделируем улыбочку!

      Лицо Мишки расплылось как резиновое в широчайшую и наиглупейшую улыбку, а руки распахнулись, как ворота стадиона.

      – Родные вы мои, любимые, бриллиантовые! – выкрикнул он и сделал танцевальный прыжок вправо. – Рродные вы мои, любимые, бриллиантовые! – повторил он и прыгнул влево.

      После этого, видимо почувствовав себя снова в форме, Мишка скомандовал сам себе «И-и, пошёл!» и периодически выплёвывая «Родные вы мои, любимые, бриллиантовые!» запрыгал из зала.

      Мы ещё некоторое время сидели, не шелохнувшись, а потом постепенно вылезли.

      В зале стояла удивительная тишина…

      Феномен

      Наверное, в каждой школе найдётся хоть один ученик, который всё время что-то жуёт. У нас тоже есть такие. Но Затыка даже среди них феномен. И феноменальность его в том, что кроме постоянного чего-то жевания он ещё ко всему кроме себя абсолютно равнодушен. Абсолютно! Куда его родители смотрят – не знаю, а нам так и смотреть на него не хочется. Витька его даже йогом обозвал. Прирождённым! Они – йоги, говорит Витька, в своём учении до такого равнодушия доходят, что если рядом кто-то гибнет – руки не подадут. Каждый, мол, должен сам выкарабкиваться. Не знаю, правда это или Витька что-то не так понял, но если ждать когда Затыка руку подаст, то точно ноги протянешь. А против йогов я лично ничего не имею. Гимнастика у них мировая! И вообще меня Затыка раздражает, а не йоги. Те далеко, а этот рядом.

      Сидим мы как-то на уроке истории, почитываем очередной параграф и вяло так записочками перебрасываемся. У Гермагеновны – учительницы по истории, зуб разболелся, и она задала нам самостоятельную работу, а сама ухватилась за щёку и стонет. Да так стонет, что половина класса тоже за зубы хватается. Один Затыка жуёт и посмеивается.

      Витька смотрел, смотрел на него да не выдержал:

      – Вот человек! Ну, бары-бер! Неужели ничего нет такого, от чего бы он вздрогнул?

      – Конечно – нет, – говорю я. – Что ты его не знаешь!

      – У-у, жвачное! – продолжил возмущаться Витька. – Не-ет, я всё-таки попробую… Сейчас вот… Кукушкину подговорю!

      И он начал писать записку Кукушкиной.

      Та была полной противоположностью феномену. Все самые последние небылицы и сенсации были известны ей. Кукушкина просто захлёбывалась, когда рассказывала о чём-нибудь и надоедала нам постоянно. Но мы особенно не обижались. Не всё же, что она рассказывала, было выдумкой!

      После урока Витька и Кукушкина сразу же побежали за Затыкой. В столовую! Я за ними. Когда я вбежал, Затыка уже успел выпросить у поварихи старый сухой бублик и теперь грыз его с наслаждением.

СКАЧАТЬ