«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. Владимир Костицын

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ пришел в ярость и приказал: во-первых, немедленно выдать все, что нужно, здесь же, в Москве, и притом – в готовом виде; во-вторых, предать суду всех волокитчиков; в-третьих, напечатать в «Правде» факсимиле нашего листа и особую статью против бюрократов и волокитчиков. По первому и третьему пунктам все было сделано;[402] что же касается второго, то… трение внутри советского аппарата оказалось сильнее, нежели воля Ленина. Мы получили от Наркомпроса неофициальный выговор за то, что обратились непосредственно к Ленину. Все он же – М. Н. Покровский…

      Тогда же мы начали собирать научные работы, чтобы составить первые выпуски публикаций обсерватории. Их набралось на два тома, причем я дал три мемуара: о строении звездных куч, о лучистом равновесии звезд и о звездных массах.[403] Эти два тома появились только в начале 1922 года, но раньше, чем все другие научные журналы, и по этому поводу мне задавалось много нескромных вопросов. С. П. Фиников, на правах старого товарища, спросил меня: «Вот уже два тома трудов. А где же обсерватория?» – «Она будет». – «Ага, значит, тут что-то вроде двух мнимых линий, имеющих действительное пересечение». Это, по крайней мере, было остроумно.

      Общее положение в стране становилось все хуже и хуже. Гражданская война кончилась, но вызванная ею разруха усиливалась. Громом грянуло Кронштадтское восстание, которое заставило пересмотреть положение и найти какой-то выход. Этим выходом был НЭП, и преддверием к нему явился выпуск червонцев, хотя и бумажных, но встреченных восторженно. Положение научных работников, как и всех, получающих зарплату в падающих рублях, стало еще хуже. Собственно, зарплата утратила всякий смысл, и деньги в червонных рублях стали нужнее, чем когда-либо, с открытием магазинов, где имелось все, но за твердую валюту. Академический паек становился все хуже и хуже, а в Петрограде все продукты в нем были заменены селедками. Представители Академии наук не выходили от Максима Горького, а он не давал покоя Ленину.

      Было решено отправить специальную комиссию из представителей Наркомпрода, Наркомпроса и профсоюзов для обследования положения ученых в Петрограде. Представителем от Наркомпроса назначили меня, от Наркомпрода и профсоюзов – Вундерлиха, слесаря из Коломны, и Траубенберга, на самом деле – барона Рауш фон Траубенберга, брата моего товарища по заключению в лагере Compiègne в 1941–1942 годах. В Петрограде к нам должны были присоединиться Максим Горький и, от Академии наук, А. Е. Ферсман. Передавая мне мой мандат и инструкции, Покровский сказал: «Посылаем вас, потому что вы находите, что мы очень обижаем профессоров; иначе послали бы Тимирязева». Сказано это было язвительным, хорошо знакомым мне, тоном. Поездка имела место в конце марта – начале апреля 1921 года.[404]

      Со спутниками я встретился в поезде, в отведенном нам специальном купе, и сразу нацелился выпустить когти, но этого не понадобилось: они ехали в Петроград с той же твердой решимостью, как и я, сделать СКАЧАТЬ