«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. Владимир Костицын
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын страница 107

СКАЧАТЬ всяких других видов снабжения. Профессора и персонал получали до смешного ничтожные жалованья, а между тем плату за квартиры и прочие хозяйственные услуги начали взимать в твердой валюте.

      Почему-то все надеялись, что с новым учебным годом положение улучшится: для некоторых категорий рабочих вводилась плата в твердых рублях, и в магазинах стало возможным иметь за них хорошие вещи, о которых давно забыли и думать. Но для нас стали невозможными и самые нормальные покупки. Протесты раздавались все время. На каждом заседании Государственного ученого совета я поднимал вопрос о положении высшей школы, а М. Н. Покровский упорно его снимал, делая при этом язвительные примечания по моему адресу. Обращались к Луначарскому, но этот господин ничего не делал и ни о чем не думал, кроме своих пьес и романов с балеринами. Я часто спрашивал себя, да и других, в чем же причина такой полной глухоты Луначарского к интересам того дела, во главе которого он поставлен, и даже сейчас я не могу ответить на этот вопрос.

      В нашем личном плане, и именно на твоих университетских занятиях, это отразилось так: ты взялась за работу с величайшей охотой. Мы поручили наше хозяйство тетке Розе, надеясь, что она будет вести его лучше и добросовестнее, чем Марья Григорьевна. Освободившись от хозяйственных забот, ты смогла проводить в лабораториях столько времени, сколько было нужно, и это все погубило. Сырые каменные здания, не протапливавшиеся уже несколько лет, снова вызвали острый суставный ревматизм, и врач, профессор Д. Д. Плетнев, велел бросить учебу и заняться лечением в домашней обстановке. Еще раз, таким образом, попытка твоя перейти к разумному и интересному труду кончилась ничем. Более того, был сделан еще один шаг по направлению к трагическому исходу.

      Начало нового учебного года сразу же показало, что настроение научных работников и профессуры резко изменилось. Вместо покорного ожидания давно обещанных улучшений все заговорили о том, когда же такое положение кончится и что нужно найти способ положить ему конец. Недовольство усилилось еще и тем, что Комиссии по улучшению быта ученых было дано задание образовать квалификационные комиссии для распределения их по категориям: первая – ученые с мировой репутацией, вторая – ученые со всероссийской репутацией, третья – крупные ученые с большим преподавательским и научным опытом, четвертая – ученые с хорошей квалификацией и опытом, пятая – начинающие ученые. Этим категориям должна была соответствовать денежная выдача в червонных рублях: первая категория – 20 рублей в месяц, вторая – 15, третья – 10, четвертая – 7, пятая – 5. Этот тариф, который Луначарский опубликовал со своим обычным болтливым предисловием, где говорилось о жертвах, которых не пожалеет советская власть, чтобы создать достойные условия для научной работы, и, кстати, делался кивок на гнилой Запад, – этот тариф вызвал всеобщее возмущение.[438]

      Мы с Волгиным пошли к моему сопроцесснику и товарищу по партийной работе Ярославскому. Он принял нас довольно сухо и сказал, СКАЧАТЬ



<p>438</p>

См. воспоминания В. В. Стратонова: «Комиссиям из специалистов было предложено распределить научный персонал, то есть самих себя, по пяти разрядам. Группа самая высокая по научной оценке (5-й разряд), но, вместе с тем, самая малочисленная (20–30 человек на всю Россию), должна была получить месячное пособие в 125 платежных единиц. Самая же низкая в научном отношении и, вместе с тем, самая многочисленная группа – 10 или 15 тех же единиц. Кость голодным и все же часто ревнивым друг к другу людям была брошена…

Стали распределяться по комиссиям и квалифицировать один другого. Вообще применялась большая снисходительность. Например, в астрономической комиссии, где я участвовал, всех профессоров оценили по четвертому разряду, и только для меня коллеги сделали исключение – оценили по высшему пятому разряду, вероятно, ввиду организаторского стажа, как создавшего Главную астрофизическую обсерваторию. Все же оказалось немало задетых самолюбий, возникло и много затаенных обид. Этого и требовалось достигнуть…

Еще того хуже, неожиданно над этими комиссиями специалистов, проведшими свою неблагодарную работу более мирно, чем это, быть может, ожидалось, – выявилась еще какая-то келейная сверхкомиссия, почему-то с проф. П. П. Лазаревым во главе. Она стала по своему усмотрению изменять оценки, сделанные комиссиями специалистов, главным образом – на основании личного мнения П. П. Лазарева о том или другом научном деятеле, а также в зависимости от полезности оцениваемого для советской власти. Это вызвало взрыв негодования, тем более, что Наркомпрос выдавал пособия именно на основании решения этой сверхкомиссии» (Стратонов В. В. По волнам жизни. Л. 271).