Жанр, который мы потеряли. Очерк истории отечественной научно-популярной литературы. Андрей Ваганов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ в гимназиях в 1909 году, 80 % учащихся относились к сыщицкой литературе с интересом; суммарный разовый тираж общих и литературных ежедневных газет, рассчитанных на средних и «низовых» читателей, увеличился с 900 тысяч в 1900 году до 2,2 миллиона к 1914 году.[90]

      Начало в 1914 году Первой мировой войны стало началом нового цикла политизации русского общества. Но уже в 1919 году В.М. Муратов в цитированной выше работе с искренностью абсолютно аполитичного профессионала настаивает: «Что касается так называемой политической литературы, то теперь общественными организациями этот вопрос уже ставится менее остро, чем в начале революции, когда продажа книг чаще всего рассматривалась как средство партийной пропаганды. Однако и сейчас не лишне подчеркнуть, что книжный склад и магазин так же, как и библиотека, обязан вести прежде всего культурную работу и не может становиться орудием политической борьбы, которая неминуемо отрежет от него большую или меньшую группу людей».[91]

      Ведущее профсоюзное издание на Урале «Рабочий журнал» в 1924 году вынужден был признать: политические журналы, «собрания сочинений Ленина, Плеханова и Шекспира лежат в шкафах <библиотек> неразрезанными».[92] Такое переформатирование интересов читающей публики было, конечно, нетерпимо для начинавшего приходить в себя после всех войн и революций победившего пролетарского государства. Совершенно изумительное в своем роде свидетельство этого «закипающего» государственного нетерпения приводит на страницах журнала «Книга и революция» в декабре 1920 года И. Степанов (нетрудно установить, что это не кто иной, как член РСДРП с 1896 года, известный большевик, первый министр финансов Советской России Иван Иванович Скворцов-Степанов, 1870–1928): «Я преднамеренно пишу топорно, может быть, даже грубо, – без всяких обиняков признается этот заместитель заведующего Госиздатом. – С одной стороны, я очень грубый, упрощенный коммунист[93] и нахожу, что диктатура пролетариата и любезный, приветливый либерализм – две вещи несовместимые. А с другой стороны, мне хочется, чтобы читатели почувствовали всю нелепость положения, в котором находится у нас книгоиздательское дело ‹…›. Затеваются бесконечные серии из десятков и сотен книг по десяткам листов в каждой. Быстро раздаются заказы. И само собой разумеется, всякая книжка признается на редкость талантливой и восполняющей зияющий пробел в нашей литературе, хотя бы это была сто первая или тысяча первая книжка о Линкольне, Лютере, Японии, вулканах, землетрясениях и т. д. ‹…› Отделы Компроса тоже вынуждены урезывать себя до последних пределов. I том “Капитала” отпечатан всего в 20 000 экземпляров, и не предвидится возможности повторных изданий. “Азбуки коммунизма” в Москве отпечатано всего 50 000 экземпляров. Все это невыразимо ничтожные цифры по сравнению с действительной потребностью. Госиздат вынужден до последней крайности экономить бумагу».[94] (Стоит отметить, что здесь не обошлось, похоже, и без личных мотивов: как раз в 1920 году И.И. Скворцов-Степанов СКАЧАТЬ