Время жить и время умирать. Эрих Мария Ремарк

Чтение книги онлайн.

      Солдат вышел, очень расстроенный. Он назвал фельдшера военврачом, но и это не подействовало. Жандарм подергал дверь уборной.

      – Конечно, – презрительно сказал он. – Больше им ничего в голову не приходит. Вечно одно и то же. – И скомандовал: – Открывайте! Живо!

      Дверь открылась. Один из солдат вышел.

      – Всех перехитрили, да? – рявкнул жандарм. – Зачем запираетесь? В прятки играете?

      – Понос у меня. Думаю, уборная как раз для этого.

      – Вот как? Именно сейчас? И я должен поверить?

      Солдат слегка распахнул шинель. Все увидели Железный крест первого класса. А он посмотрел на пустую грудь жандарма и спокойно произнес:

      – Да, должны.

      Жандарм побагровел. Но фельдшер опередил его, сказал, не глядя на солдата:

      – Будьте добры, выходите.

      – Вы не проверили, что со мной.

      – Я вижу по повязке. Выходите, пожалуйста.

      Солдат бегло усмехнулся:

      – Ладно.

      – В таком случае здесь мы закончили, так? – нервно спросил фельдшер у жандарма.

      – Так точно. – Жандарм взглянул на отпускников. Каждый из них держал в руке свои документы. – Так точно, закончили. – Следом за фельдшером он вышел из вагона.

      Дверь уборной беззвучно открылась. Ефрейтор, который тоже сидел там, протиснулся в купе. Лицо у него было мокрое от пота. Он сел на лавку и немного погодя шепотом спросил:

      – Ушел?

      – Вроде да.

      Ефрейтор долго молчал. Только обливался потом.

      – Я буду за него молиться, – наконец сказал он.

      Все так и уставились на него.

      – Что? – недоверчиво спросил кто-то. – Еще и молиться будешь за эту жандармскую сволочь?

      – Нет, не за этого гада. За того парня, что был со мной в уборной. Он посоветовал мне остаться; дескать, сам все уладит. Где он?

      – На улице. Уладил, ничего не скажешь. Так обозлил жирную сволочь, что тот дальше проверять не стал.

      – Я буду за него молиться.

      – Да пожалуйста, молись, сколько хочешь.

      – Непременно. Моя фамилия Лютьенс. Я непременно буду за него молиться.

      – Ну и хорошо. А теперь заткнись. Завтра помолишься. Или подожди хотя бы, чтоб эшелон тронулся, – сказал кто-то.

      – Буду молиться. Мне надо домой. Если попаду в здешний госпиталь, отпуск на родину не получу. А мне позарез надо в Германию. У жены рак. Ей всего-навсего тридцать шесть лет. Тридцать шесть сравнялось в октябре. Уже четыре месяца не встает с постели.

      Затравленным взглядом он обвел купе. Никто слова не сказал. Слишком уж будничная история.