Избранное в двух томах. Том I. Варлам Шаламов

Чтение книги онлайн.

      В пакете было казенное отношение с просьбой познакомить заключенного Фризоргера (статья, срок) с заявлением его дочери, копия которого прилагалась. В заявлении она коротко и ясно писала, что, убедившись в том, что отец является врагом народа, она отказывается от него и просит считать родство не бывшим.

      Рязанов повертел в руках бумажку.

      – Экая пакость, – сказал он. – Для чего ей это нужно? В партию, что ли, вступает?

      Я думал о другом: для чего пересылать отцу-арестанту такие заявления? Есть ли это вид своеобразного садизма, вроде практиковавшихся извещений родственникам о мнимой смерти заключенного, или просто желание выполнить все по закону? Или еще что?

      – Слушай, Ванюшка, – сказал я Рязанову. – Ты регистрировал почту?

      – Где же, только сейчас пришла.

      – Отдай-ка мне этот пакет. – и я рассказал Рязанову, в чем дело.

      – А письмо? – сказал он неуверенно. – Она ведь напишет, наверное, и ему.

      – Письмо ты тоже задержишь.

      – Ну бери.

      Я скомкал пакет и бросил его в открытую дверцу топящейся печки.

      Через месяц пришло и письмо, такое же короткое, как и заявление, и мы его сожгли в той же самой печке.

      Вскоре меня куда-то увезли, а Фризоргер остался, и как он жил дальше – я не знаю. Я часто вспоминал его, пока были силы вспоминать. Слышал его дрожащий, взволнованный шепот: «Питер, Пауль, Маркус…»

      Ягоды

      Фадеев сказал:

      – Подожди-ка, я с ним сам поговорю, – подошел ко мне и поставил приклад винтовки около моей головы.

      Я лежал в снегу, обняв бревно, которое я уронил с плеча и не мог поднять и занять свое место в цепочке людей, спускающихся с горы, – у каждого на плече было бревно, «палка дров», у кого побольше, у кого поменьше: все торопились домой, и конвоиры и заключенные, всем хотелось есть, спать, очень надоел бесконечный зимний день. А я – лежал в снегу.

      Фадеев всегда говорил с заключенными на «вы».

      – Слушайте, старик, – сказал он, – быть не может, чтобы такой лоб, как вы, не мог нести такого полена, палочки, можно сказать. Вы явный симулянт. Вы фашист. В час, когда наша родина сражается с врагом, вы суете ей палки в колеса.

      – Я не фашист, – сказал я, – я больной и голодный человек. Это ты фашист. Ты читаешь в газетах, как фашисты убивают стариков. Подумай о том, как ты будешь рассказывать своей невесте, что ты делал на Колыме.

      Мне было все равно. Я не выносил розовощеких, здоровых, сытых, хорошо одетых, я не боялся. Я согнулся, защищая живот, но и это было прародительским, инстинктивным движением – я вовсе не боялся ударов в живот. Фадеев ударил меня сапогом в спину. Мне стало внезапно тепло, а совсем не больно. Если я умру – тем лучше.

      – Послушайте, – сказал Фадеев, когда повернул меня лицом к небу носками своих сапог. – Не с первым с вами я работаю и повидал вашего брата.

      Подошел СКАЧАТЬ