В доме музыка жила. Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Святослав Рихтер. Валентина Чемберджи

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на помощь Галю и Нюню, которые вместе с Аней расставили все по местам. К счастью, ничего не разбилось.

      Эту историю кисловцы любили рассказывать, когда я каждое воскресенье приходила к ним уже студенткой университета. Я мало что тогда понимала, кроме того, что идти туда, к двум старым женщинам (Галя уже давно умер от рака), было для меня настоящим праздником. Я надевала все самое лучшее, что у меня было, и отправлялась туда на весь день. Мы обедали. Они были очень бедны, обед носил символический характер, но ритуалы соблюдались со всей тщательностью (даже не «соблюдались», а просто иначе и не могло быть) – фарфор, закуски, тающие во рту пирожки из ничего, три блюда, чай с лимоном. Ах, какой это был чай. В стаканах в серебряных подстаканниках, непередаваемо медового цвета, с ломтиком лимона, и разговоры, разговоры.

      Их все интересовало – почему я поступила на классическое отделение филологического факультета (это им страшно нравилось), что я там изучаю, что читаю, с кем дружу. К ним же я привела в один прекрасный день 1957 года и своего будущего мужа – Владимира Познера. Они были знакомы и с другими моими друзьями, но вопрос был решен ими категорически в его пользу. Помимо всех его внешних и внутренних достоинств, думаю, немалую роль сыграло и знание иностранных языков. И легчайшие ошибки, которые Володя делал в ту пору в русском языке, их умиляли. А какие манеры?! Короче говоря, кисловцы пришли от него в восторг. Но и Володе надо отдать должное: в бедно одетых и совсем уже немолодых женщинах он разглядел, почувствовал очарование былого, высокую культуру, такт, интеллигентность, широкий круг интересов и доброту ко мне.

      Про маму не спрашивали. Отчасти я понимаю, почему. Мама ведь как бы забыла их, и, наверное, им было это обидно: все же они заложили основы моего воспитания.

      Из «своей» квартиры они впоследствии переехали в отдельную крошечную квартирку в Хлыновом тупике (по соседству, рядом с улицей Герцена): поднявшись по грязной, пропахшей кошками лестнице на второй этаж, я звонила в дверь, и мне открывала худенькая Аня в неизменном черненьком платьице с белоснежным кружевным воротничком, легкая, подвижная, до конца жизни оставшаяся брюнеткой с легкой проседью, а в комнате уже сидела строгая Нюня и поджидала меня. Иногда заходил сын Нюни и Гали Володя, – по-моему, замечательный молодой человек, но твердокаменная Нюня не любила его жену, не могла ему ее простить; и сама, и сын были несчастны из-за этого. Нюня – Анна Карповна – где-то работала надомницей, рукодельничала, немного зарабатывала, но главное, она принадлежала к первым «книжницам». У тогдашних книжников было настоящее братство. И как только в книжном, чаще всего на улице Горького, магазине появлялась на прилавке очередная новая книга, начинал неумолчно трезвонить телефон, члены братства договаривались о дежурствах, они дружили, они читали, они любили эти книги и не рассматривали их как источник обогащения или свидетельство престижа. Собственно, об этом можно было бы и не говорить.

СКАЧАТЬ