Он подошел к матери и бережно взял ее руку.
– Мать, – сказал он, – я ухожу на несколько дней.
Она с трудом приподнялась на постели.
– Уходишь?
В ее голосе слышался затаенный страх.
– Да, мне надо отлучиться, но я скоро вернусь. Я попрошу старуху Марфу приглядеть за тобой.
Она снова бессильно опустилась на подушку.
– Не замешкайся! – испуганно и нерешительно взмолилась она. – Не дай мне умереть без тебя!
Он попытался успокоить ее, но она прервала его.
– Не замешкайся! – повторила она. – Я чувствую, что теперь уже недолго осталось.
Он не нашелся ничего больше сказать, высвободил свою руку, которую она удерживала с судорожной силой, и направился к двери. Мать повернула к нему лицо с напряженным, вопрошающим выражением.
– Куда ты идешь? – спросила она наконец.
Он остановился, хотел как будто подойти к ней, но потом передумал.
– Не все ли это равно? – сказал он жестким тоном. – Какое тебе до этого дело?
И он поспешно вышел из комнаты. Но, когда он затворял за собою дверь, до него донесся слабый голос матери:
– Господь да хранит тебя, сын мой!
И эти слова сильно его взволновали.
На следующий день вечером Иуда был в пустыне, У него сложилось представление, что он должен посетить то место, где произошла ночная встреча, – что там он вновь обретет себе спокойствие и мир.
Долго скитался он в тщетных поисках. Надвигалась ночь, а с нею темнота. Дул холодный ветер. Истомленный, Иуда нашел себе наконец приют в горной пещере и заснул в ней тяжелым, глубоким сном без сновидений. Последней его мыслью было полное надежды: «завтра!»
Он рано проснулся на следующее утро. Сначала он не мог понять, где он, но когда отдал себе в этом отчет, им овладело глубокое уныние. Что-то смутно говорило ему, что не сюда хотел он идти, что другая цель была у него в виду.
Он присел на землю, погруженный в тяжелые, безотрадные думы. Солнце стояло красное над горизонтом; холодные порывы ветра мчались над широкой, голой пустыней. Всю свою жизнь прожил Иуда среди этой природы; обнаженные горы Иудеи постоянно ограничивали его кругозор; а между тем ему казалось теперь, что он их видит впервые. Теперь он почувствовал, что они замыкают в себе темницу, и его стало тянуть прочь, прочь отсюда, к чему-то светлому, солнечному. Он коченел здесь, коченел до дна своей души. Зачем он пришел сюда, – ведь не это было у него на уме!
Он встал и пустился в обратный путь. Поднявшись на один из холмов, он увидал вдали светлые струи Иордана. Он остановился, устремив в эту сторону свой взор.
Там был Иоанн! Он сам удивлялся, что к мысли о нем теперь уже не примешивалась злоба. Он подумал: «Да разве к Иоанну хотел я идти?» СКАЧАТЬ